Архив МИД ─ ровесник Коллегии иностранных дел (КИД), образованной по указу Петра I в 1720 г. Однако корни истории внешнеполитического архива уходят гораздо глубже, ко временам Посольского приказа и к еще более раннему периоду становления Древней Руси.

И все же 28 февраля – дата для российских историков и архивистов знаменательная. Московский архив КИД (МАКИД) – стал первым в России историческим архивом, включившим древнейшие документальные памятники отечественной истории. Его наследниками являются не только два мидовских архива – Архив внешней политики Российской Империи и Архив внешней политики Российской Федерации, но и Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный архив древних актов, Российский государственный исторический архив (С.-Петербург), в стенах которых хранятся в настоящее время архивные фонды МАКИД, “дедушки русских архивов”.

Сегодня Архивы МИД структурно входят в состав Историко-документального департамента. В их фондах – более двух миллионов дел, освещающих историю российской дипломатии с начала XVIII в. до наших дней.

Архивы МИД обеспечивают выполнение широкого круга задач, связанных с государственным учетом, хранением, систематизацией, использованием и публикацией архивных документов МИД России, осуществлением функций депозитариев международных договоров, развитием сотрудничества в области архивного дела с зарубежными странами, подготовкой оперативных исследований и ретроспективных обзоров и т.п.

Одновременно оба мидовских архива работают в открытом режиме. В 1999 г. в их читальных залах работало 436 исследователей, из них 319 российских и 117 иностранных (в совокупности это составило 5466 посещений).

Хранят и преумножают мидовские архивисты и традиции публикации дипломатических документов, которые восходят к эпохе Екатерины II. Только за послевоенный период МИДом было издано более 250 томов документальных публикаций.

Все это говорит о непростой, весьма кропотливой, но необходимой работе, которая осуществляется для сохранения и преумножения эффективного практического использования архивного достояния России, неотъемлемой частью которого являются Архивы МИД.

Очередной информационный бюллетень Историко-документального департамента посвящен истории мидовских архивов. В него включены следующие материалы:

- статья “Первые российские архивисты дипломатических бумаг”, подготовленная на основе выступления руководителя Федеральной Архивной службы, члена-корреспондента РАН В.П.Козлова на научно-практической конференции в МГИМО, посвященной 450-летию создания Посольского приказа (29 октября 1999 г.);

- очерк “В сокровищнице Московского архива”, подготовленный атташе ИДД, кандидатом технических наук Н.Н.Гильмутдиновой;

- статья “В кругу архивных юношей”, составленная на основе публикаций начальника отдела РГАДА, кандидата филологических наук С.Р.Долговой;

- аналитическая справка “Архив внешней политики России”, подготовленная советником ИДД С.Л.Туриловой;

- аналитическая справка “Архив внешней политики Российской Федерации - историкам”, подготовленная экспертом-консультантом ИДД, кандидатом исторических наук В.В.Соколовым;

- обзор “Периодические издания МИД”, составленный атташе ИДД Т.О.Лиманской;

- краткая справка “О публикаторской деятельности архивов МИД”, подготовленная заместителем директора ИДД П.И.Проничевым.

В приложении к бюллетеню приводятся список лиц, возглавлявших Московский архив КИД и МИД (1720-1917 гг.), руководителей Архивной службы МИД СССР – МИД России (1920 г. – по н.вр.), информация о месте Архивов в структуре КИД и МИД.

Завершает бюллетень документ сугубо неофициальный, но показывающий дух преданности своему делу, высокого профессионализма, который всегда характеризовал деятельность мидовских архивистов. Это – “указания молодому архивисту”, оставленные одним из старейших сотрудников ИДД советником Л.С.Митрофановой в назидание и в помощь молодому поколению архивистов.

В качестве иллюстраций использованы документы Архива внешней политики Российской Империи и Архива внешней политики Российской Федерации.

Консультативная и техническая помощь в работе над бюллетенем оказывалась: сотрудниками АВПРИ - О.А.Глушковой, З.И.Платоновой, Н.В.Бородиной, а также О.В.Стародубцевой, И.Б.Лавровой, М.Э.Рыковой, Е.Л.Баклановой; сотрудниками ЦНБ - М.А.Моляковой, И.П.Савченко, О.Б.Есаковой.

Надеемся, что материалы бюллетеня вызовут интерес у наших дипломатов.

В.П.Козлов

ПЕРВЫЕ РОССИЙСКИЕ АРХИВИСТЫ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ БУМАГ

Данная статья является записью выступления на научно-практической конференции в МГИМО 29 октября 1999 г., посвященной 450-летию создания Посольского приказа (1549 г.) - "Российская дипломатия: история и современность". )

Хорошо известно, что результатом деятельности любой организации является создание документов, со временем образующих определенный комплекс - архив. Это - не случайное явление, оно закономерно, поскольку рано или поздно возникает потребность в обращении к старым бумагам.

Роль архивных документов в деятельности дипломатического ведомства трудно переоценить. Само их сохранение является символом государственности, не говоря уже об их чисто информационной значимости для подпитки или обоснования тех или иных дипломатических инициатив.

Поэтому очень важно дать хотя бы краткую характеристику личностям и труду нескольких поколений российских архивистов. Почему это необходимо?

Во-первых, юбилей Министерства иностранных дел немыслим без использования архивной информации хотя бы для того, чтобы аргументированно обосновать сам факт его бытия.

Во-вторых, среди первых российских дипломатических архивистов встречались люди незаурядные и выдающиеся, что само по себе достаточно интересно и характеризует интеллектуальную среду российского внешнеполитического ведомства.

В-третьих, именно усилиями этих людей был сохранен и упорядочен документальный массив по истории международных связей Древней Руси, Московского царства, Российской империи, ныне являющийся одним из главных источников отечественной истории.

И, наконец, в-четвертых, важно выразить уверенность, что славные традиции архивной службы Министерства иностранных дел всегда найдут поддержку и понимание со стороны его руководства.

Сейчас можно с высокой степенью уверенности говорить о том, что документальный комплекс историко-дипломатических материалов был сформирован в России уже к середине XVI столетия, то есть еще до создания Посольского приказа. Он находился в так называемом Царском архиве Ивана Грозного - первом неофициальном государственном хранилище страны. Такая организация дипломатических материалов не была случайной: грозный царь широко использовал их в своих внешнеполитических и внутриполитических делах, о чем хорошо известно из исторической литературы.

Ответом на эту практическую потребность в архивных документах, в том числе дипломатического характера, стала первая их опись, составленная в 60-х годах XVI столетия дьяком Посольского приказа Андреем Васильевым. Нам мало известно об этом человеке, не дошла до нашего времени и составленная им опись Царского архива. Зато сохранилась составленная на ее основе черновая опись 70-х годов того же столетия, в подготовке которой принимал участие один из самых светлых умов России своего времени дьяк Андрей Щелкалов. С архивной и источниковедческой точек зрения эта опись была и остается замечательным документом. Во-первых, она и сейчас является первоисточником, характеризуя утраченные с тех пор дипломатические документы, в том числе и подлинные "раритеты". Во-вторых, для своего времени она оказалась неплохим учетно-справочным пособием, помогавшим оперативно исполнять запросы не только Ивана Грозного, но и иных лиц и учреждений, связанных с получением архивной информации.

О том, что Царский архив являлся прежде всего дипломатическим архивом, свидетельствует тот факт, что в начале XVII столетия он перешел в ведение Посольского приказа, став основой архива последнего. Уже в 1614 году дьяком Даниловым под руководством окольничего князя Мезецкого составляется, по всей видимости, первая опись архива Посольского приказа. Ее выдающееся значение заключается в том, что она дает возможность реконструировать русский дипломатический архив, каким он был в начале XVII века. Дело в том, что страшный московский пожар 1626 года нанес невосполнимый ущерб архивам московских приказов, в том числе и Посольского. Поэтому не случайно, что вскоре после пожара последовал царский указ, предписывающий окольничему Федору Леонтьевичу Бутурлину и дьякам Ивану Болотникову и Григорию Нечаеву немедленно переписать сохранившийся дипломатический архив.

Дело было сделано и сделано неплохо, если принять во внимание, что даже в 1659 году опись 1626 года была использована для розыска документов к готовившемуся в Записном приказе историческому официозу - Степенной книге.

Время шло, Посольский приказ активно выполнял свои внешнеполитические функции, создавая горы бумаг. В начале XVIII века со всей остротой встал вопрос об их разборе. В 1720 году Алексей Почайнов на основе специальной инструкции приступил к новому описанию архива. Впрочем, перед ним тогда стояла вполне прагматическая задача - описать в первую очередь бумаги последних лет, что и было им успешно сделано к 1724 году.

В 1720 году архив Посольского приказа перешел в ведение Коллегии иностранных дел, а в 1724 году был впервые утвержден штат архива, состоявший из шести человек во главе с коллежским асессором Петром Курбатовым. В течение последующих двадцати лет сотрудниками архива была проделана серьезная работа по упорядочению материалов. Во-первых, в специальную группу были выделены и подписаны договоры Древней Руси, Московского царства, России. Во-вторых, выделены в самостоятельную группу и описаны по странам официальные акты иностранных государств. То же самое было проделано в отношении статейных списков и дипломатической переписки.

Новый этап в истории архива наступил с назначением первым официальным его директором М.Г.Собакина в 1744 году, который занимал эту должность на протяжении 28 лет. Можно много говорить о деятельности этого архивиста по упорядочению и описанию дипломатических бумаг, но сейчас важно подчеркнуть, что именно он впервые осторожно поставил перед руководством Коллегии иностранных дел вопрос о делении всего документального комплекса архива на две части: историческую и оперативную, проводя грань между ними - 1700 год. Такой подход создавал предпосылки для использования исторической части архива в исследовательской работе, однако, при Собакине он реализован не был.

То, что не удалось Собакину, в значительной мере удалось Г.Ф.Миллеру, назначенному управляющим Московским архивом Коллегии иностранных дел (МАКИД) в 1766 году. Этот выдающийся для масштабов XVIII века историк, блестящий знаток российских архивов, человек, воспитанный в духе рационального мировоззрения, сделал необычайно много для дальнейшего становления архива дипломатического ведомства. Во-первых, ему удалось подобрать и воспитать профессиональные кадры архивистов. Это были начинавшие свою творческую жизнь библиографы и историки Соколовский, Стриттер, Бантыш-Каменский и Малиновский. В архиве проходило их становление и развитие как архивистов и историков, а также как государственных служащих. Стриттер стал автором первого в России исторического труда, посвященного не просто истории России, а истории государства Российского - идеи, которой позже воспользовался Карамзин. Бантыш-Каменский, выпускник Московского университета, знаток многих языков, библиограф и археограф, проработал в МАКИД 52 года, в том числе около 20 лет - в качестве преемника Миллера на посту директора архива. Малиновский, ставший в свою очередь преемником Бантыша-Каменского, также отдал архиву не один десяток лет своей жизни, став главным советником и консультантом Карамзина в период его работы над "Историей государства Российского", да и Пушкин был многим обязан Малиновскому в пору своих исторических изысканий.

Во-вторых, во время управления Миллером архив осуществил окончательную систематизацию всего документального массива. На основе специальной схемы классификации, разработанной сотрудниками архива, были выделены тематические документальные комплексы, позволявшие оперативно находить нужную архивную информацию. Можно по-разному, с высоты сегодняшнего архивоведческого знания, относиться к этой классификации, но важно подчеркнуть, что она сохранилась практически в неизменном виде до наших дней, выполняя те функции, которые были заложены в нее еще во второй половине XVIII века.

В-третьих, Миллером и его сотрудниками фактически полностью было завершено описание всех материалов архива. Составленные ими описи разительно отличались по своему научному уровню от предшествующих. Едва ли не уникальное явление в истории российского архивного дела: многие из этих описей до сих пор являются для архивистов и исследователей надежным поисковым и учетным документом.

В-четвертых, впервые в таких масштабах Миллер и его сотрудники подчинили свою архивную работу задачам российской внешней политики. Это отчетливо видно при сопоставлении подготовленных в архиве информационных документов типа обзоров архивных материалов с внешнеполитическими событиями второй половины XVIII - начала XIX века. Так, например, появились "Выписка из всех дел, происходивших между Российской и Турецкой империями", "Выписка о караванах в Китай", "Дипломатическое собрание дел Посольского двора" и многие десятки других документальных исторических обзоров.

В-пятых, Миллер и его сотрудники впервые реально прорвали барьер ведомственного характера МАКИД. Именно при них и с их участием из архива начинают широко публиковать исторические документы, их обзоры и описания. Достаточно в этой связи упомянуть многотомную "Древнюю российскую вивлиофику" Новикова, целые тома которой были отведены под публикацию документов из архива или многостраничные приложения к "Истории Российской" М.М.Щербатова с текстами документов из того же архива.

Значение последнего обстоятельства в деятельности Миллера и его сотрудников трудно переоценить, особенно если вспомнить, что в начале XIX века под руководством государственного канцлера графа Н.П.Румянцева публикация исторических документов из архива на какое-то время стала едва ли не главным в деятельности МАКИД. Пришедшее в архив новое поколение архивистов, прежде всего будущий выдающийся археограф Строев и блестящий специалист в области вспомогательных исторических дисциплин Калайдович, вместе с Малиновским на базе созданной при архиве Комиссии печатания государственных грамот и договоров подготовили монументальное до сих пор не имеющее у нас в России аналогов пятитомное "Собрание государственных грамот и договоров". Тысячи помещенных здесь исторических материалов XII-XVII веков стали поистине выдающимся вкладом в источниковедение и археографию отечественной истории, а, учитывая, что впервые в России значительная часть тиража была реализована за рубежом, "Собрание" стало и важным средством пропаганды истории российской государственности и дипломатии.

В начале XIX века архив существенно преобразился, из исключительно ведомственной организации постепенно превращаясь в историко-исследовательский и культурный центр, к которому тянулись представители столичной интеллигенции. Это необходимо вспомнить сегодня, когда исторические архивы российского МИД распахнули двери для сотрудничества с российскими историками и архивистами государственных архивов, возродив и поддерживая традиции своих предшественников.

Н.Н.Гильмутдинова

В сокровищнице Московского архива (краткие зарисовки о его служителях)

Перелистывая страницы биографий людей, на протяжении десятилетий возглавлявших Московский архив, празднование 280-летия которого отмечают Министерство иностранных дел и Архивная служба страны, не лишним было бы вспомнить о глубоких знаниях и многосторонних их дарованиях.

Рамки статьи не позволили вместить полную летопись жизненного пути каждого из российских архивариусов, для этого существуют специальные исследования историков. Здесь же даны лишь краткие зарисовки о "прекрасных театра игроках", сценой для которых служила Отечественная история, декорациями были стеллажи архивных дел и коллекции книг.

Итак, речь пойдет о Собакине, Миллере, Бантыш-Каменском, Малиновском, Оболенском, Бюлере.

* * *

Кипучая и разносторонняя деятельность Посольского приказа закончилась с XVII веком. Учрежденная Петром I Походная канцелярия получила перевес над Приказом, сосредоточив в своем ведении важнейшую политическую переписку.

Вслед за Канцелярией и ее скорым упразднением сформировалась Коллегия иностранных дел, функции которой были определены "Гене-ральным регламентом" (уставом), утвержденным Петром I 28 февраля 1720 г.

Специальная глава регламента называлась "Об архивах" и была посвящена вопросу организации архивного дела при вновь созданном внешнеполитическом органе. В ней говорилось: "Книги, документы, дела, учиненные регистратуры, когда оные три годы в Канцелярии и в конторе лежали, потом в архиве с распиской архивариуса отдаются, токмо из того изъяты суть особливые уставы, регламенты и все те документы, которые в коллегиях и канцеляриях и конторах для справки и правила их всегда при них имеют быть".

Далее указывалось, что "для хранения всех коллежских дел" царь повелел иметь два архива: "один всем делам всех коллегий, которы не касаются приходу и расходу, быть под надзиранием Иностранных дел Коллегии, а которые касаются приходу и расходу, тем быть под надзиранием Ревизионной Коллегии". Таким образом можно с уверенностью утверждать, что с принятием "Генерального регламента" получил свое официальное начало 280 лет тому назад Архив внешнеполитического ведомства России.

Как Посольская походная канцелярия, так и Коллегия, действовали преимущественно вне Москвы. Дипломатическая переписка велась в новой столице на берегах Невы, там и появился первый официальный архив, первым архивариусом которого 24 марта 1720 г. был назначен Алексей Почайнов.

При всей новизне и прогрессивности шагов в деле упорядочения и хранения дипломатических документов Петербургский архивариус исполнял не те обязанности, которые подходили бы к его должности. Он выполнял лишь функции регистратора, безмолвного накопителя текущей переписки, не отдавая должного изучению содержания документов, имеющих важное значение для России в укреплении ее политической роли.

В 1724 году был подготовлен проект регламента (штатов) Коллегии иностранных дел. Обосновывая проект, его автор, знаменитый российский дипломат Андрей Иванович Остерман, характеризуя значение коллежских документальных материалов, писал: "Дела в Коллегии иностранных дел, ... суть наиважнейшие, все они есть вечный государственный архив и всем старинным и прошедшим в государстве делам, поступкам, поведениям и взятым мирам вечное известие". Тогда же был определен штат Московского архива, скоро получившего название "Генерального штата". В его состав входило шесть человек: асессор, переводчик, подканцелярист и три копииста. Как особое учреждение Московский архив получил свою печать.

Московский архив иностранных дел стал хранилищем делопроизводства Посольского приказа и Коллегии иностранных дел до 1801 года, получив свое официальное начало 5 августа 1724 г., когда указом Коллегии асессору Петру Курбатову было предписано: "... будучи в Москве, смотреть и беречь дела старые государственные и прочие, которые за взятием в С.-Петербург остались, чтобы были в добром охранении и от сырости где или мокроты и иного не повредились".

Инструкция, данная Почайнову и бывшая обязательной и для Московского архива, заключала в себе общие выражения о сохранности и приведении в должный порядок всего, что находилось на хранении, однако она не нашла должного исполнения. Лица, которым поручалось это важное дело, требующее большого трудолюбия и особенных познаний, были большею частью или мало подготовлены к подобным занятиям, или вовсе к ним неспособны. Хранившиеся в архиве дела не только плохо разбирались, но и страдали от небрежного с ними обращения. Сколько погибло исторических документов, вероятно весьма важных, только от того, что их держали в тесноте и сырости, теперь нет возможности определить (первоначально документы Московского архива размещались в посольских палатах царя Алексея Михайловича в старом здании, недалеко от Архангельского собора, совершенно неприспособленных к хранению архивных дел).

Вот факт, из которого можно заключить, что гибло их немало: "... четыре сундука были с листочками и отрывками от разных столбцов, гнилыми и грязью слепленными", а все остальное состояло "из одной гнили, которая при покойном советнике Топильском лопатами сгребена и в те сундуки складена". Частые и настойчивые требования Коллегии о приведении документов в порядок не могли иметь успеха. Положение архива под управлением главных начальников Ивана Топильского (он возглавлял архив три раза: в 1743 году, с 1747 по 1757 год и в 1760 году) и М.Г.Собакина (1744-1747 гг.), по крайней мере в 1759-1766 гг. было самым худшим, несмотря на то, что последний в 1740-х годах составил более подробную инструкцию, как надо разбирать дела и ввел деление архивного материала на две части: первая часть (до 1700 года) преимущественно исторического значения и вторая, имевшая значение для составления постоянных справок. Обе части соответствовали потребностям описания. При Собакине, на основании заключения архитектора Деламота, был завершен Кремлевский период существования Московского архива. В 1762 году из-за угрозы падения стен и сводов документы Посольского приказа и текущие дела были свезены в каменный дом Ростовского подворья, стоявший в низине Китай-города близ Варварки.

При новом размещении архива Собакину предписывалось: "...в канцелярии будучи время напрасно и бесполезно не тратить, но препровождать оное за делам" и "над канцелярскими служителями надзирать иметь". Особый акцент был сделан на то, чтобы не происходила утечка секретной информации: "в сем архиве дела... высшему секрету подлежат, о которых с посторонними... говорить весьма не надлежит... и чтоб... в компаниях и иных случаях о тех делах не разговаривать и канцелярским служителям оное чинить накрепко запретить... и в слышании того всем подписаться".

Новое архивное хранилище было не суше Кремлевских палат, собственно архиву достались в удел самые плохие комнаты и подвалы, в которых дела в продолжении нескольких лет оставались большею частью даже невынутыми из сундуков. Испорченные весенней водой и разливом незаключенной в гранитные набережные Москвы-реки, документы гибли сразу большими партиями. В 1766 году архив был вынужден сжечь 9 сундуков бесценного неповторимого исторического наследия!

Настоящее, правильное устройство Московского архива началось только с назначения туда Г.Ф.Миллера.

* * *

"... устраивать архив,
приводить его в порядок
и делать его полезным
для политиков и истории."

Г.Ф.Миллер
"... все сущее увековечить..."

А.А.Блок

Граф Герард Фридрих (Федор Иванович) Миллер, немец по национальности, родился в вестфальском городе Герфорде. Еще в 1725 году в двадцатилетнем возрасте был вызван из Лейпцигского университета академиком немцем Колем в только что учрежденную Академию наук. Будучи приглашенным в качестве преподавателя латинского языка, истории и географии в гимназию при Российской Академии, он надеялся сделать карьеру на этом поприще. Но случай определил все дальнейшее направление деятельности Миллера, он стал русским историком, впоследствии передавшим свой научный опыт, воспитавшим талантливых служителей отечественной истории и архивоведения. А случаем таким для него стало участие в большой (второй по счету) экспедиции Беринга в Сибирь.

В экспедициях 1733-1743 гг. по изучению Сибири Миллер описал архивы более 40 сибирских городов - Тобольска, Якутска, Нерчинска и др. Собранный им материал составил основной корпус критически освоенных источников на ныне исчезнувших енисейских языках - аринском, ассанском и пумпокольском. Это был первый в России научный труд по общей истории Сибири, не утративший и в настоящее время своего научного значения.

Писал Миллер главным образом на немецком языке, на русском языке первый том этого труда появился в 1750 году, в дальнейшем он был переиздан в 1787 году. Полностью исследования Миллера под названием "История Сибири" были опубликованы в России после 1917 года.

Кроме этого, немалую роль сыграл Миллер в собирании и разработке материала о народах менее отдаленных, о чем свидетельствует его название - "Описание живущих в Казанской губернии языческих народов яко - то черемис, чуваш и вотягов". Ему же наука обязана изданием таких ценных памятников и трудов русских ученых, как "Судебник царя Ивана Грозного"; "Степенная книга"; "Письма Петра Великого графу Б.П.Шереметеву"; "Ядро Российской истории" (Манкеева); "История Российская" (Татищева); "Географический словарь" (Полунина); "Описание Камчатки" (Крашенин-никова).

Помимо очень ценных научных исследований, он оставил о себе славу как собиратель исторических материалов в подлинниках или в копиях. Эти материалы, известные в науке под названием "портфели Миллера", в 258 (по иным источникам в 900) портфелях и ценное собрание книг исторического содержания по приказу Екатерины II были куплены "на счет казны" за 20 000 руб. для библиотеки архива и предоставленны Миллеру в пожизненное пользование. В настоящее время они хранятся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА). Из этого запаса черпали и черпают документальный материал многие исследователи, вплоть до нашего времени.

Первым делом по назначении в 1766 году в Московский архив у Г.Ф.Миллера было "озаботиться приисканием для вверенного ему драгоценного хранилища хорошего и удобного помещения". Вследствие его ходатайства и неусыпного старания был наконец подыскан дом с лучшими условиями для хранения документов. Толщина стен дома достигала полутора метров, высота - десяти с половиной. По указу императрицы Екатерины II от 17 ноября 1768 г. были куплены за 11 000 руб. для помещения Московской конторы и архива Коллегии иностранных дел здания недалеко от Покровских ворот, на углу Колпачного и Хохловского переулков, вблизи Ивановского женского монастыря. Владение это состояло из двора, (принадлежавшего думному дьяку Емельяну Украинцеву), пожалованного в 1709 году отцу князя Александра Михайловича генерал-фельдмаршалу князю Михаилу Михайловичу Голицыну, и из прикупленных в 1728 и 1730 гг. последним соседских владений Беклемишева и Полтева.

После переделок в 1769 году (замены деревянных полов - чугунными и каменными, навешивания железных дверей и решеток на окна), под надзором "Каменного дела мастера" - архитектора Вильгельма Сигизмундуса, 31 декабря 1770 г. с Ростовского подворья переселились туда Московская контора и архив Коллегии иностранных дел. Поступивший на службу в 1800 году Ф.Ф.Вигель в "Воспоминаниях" ярко передал то впечатление, которое производила "внешность архива" и прилегающая к нему местность: "В одном из отделенных кварталов Москвы, в глухом и кривом переулке, за Покровкой, старинное каменное здание возвышается на пригорке, коего отлогость, местами усеянная кустарником служит ему двором. Темные подвалы нижнего его этажа, узкие окна, стены чрезмерной толщины и низкие своды верхнего жилья показывают, что оно было жилищем одного из древних бояр, которые во время Петра Великого держались еще обычаев старины. Для хранения древних хартий, копий с договоров, ничего нельзя было приискать безопаснее и приличнее сего старинного каменного шкапа, с железными дверьми, ставнями и кровлею. Все строение было наполнено, завалено кипами частию разобранных, частию не разобранных старых дел: только три комнаты оставлены были для присутствующих и канцелярских".

Действительно Миллер признавал, что во время перевозки документы были приведены в большой беспорядок и требовали длительной разборки и составления описей. Сначала, по его словам, мешалась ему в этом деле зависимость от конторы и ее главного начальника М.Г.Собакина, но с 1772 года, когда последний был уволен со службы, он мог действовать уже вполне самостоятельно (хотя Московская контора Коллегии иностранных дел упразднена была только в 1781 году).

На архивную работу Миллер сумел подобрать себе способных помощников, из которых образовался целый ряд выдающихся архивистов: Н.Бантыш-Каменский, Соколовский, Стриттер, Малиновский.

Сам он, по-видимому, мало занимался разбором и описанием дел, но внимательно пересматривал как новые описи своих сотрудников, так и старые. Благодаря обширным знаниям и накопленному опыту мог делать существенные поправки, внося в них дух науки.

Главной целью историографа Г.Ф.Миллера, которую он с достоинством осуществил, было: "... устраивать архив, приводить его в порядок и делать его полезным для политиков и истории".

Еще в 1760 году, то есть задолго до назначения руководителем архива, его не покидала мысль об издании "дипломатического корпуса", то есть собрания дипломатических документов. При этом он настойчиво подчеркивал политическое значение такого издания. Сообщая вице-канцлеру Голицыну в 1765 году об этом замысле, Миллер писал: "Я предполагаю, что будет приказано составить собрание трактатов, конвенций, союзных договоров и других официальных актов, заключенных между Россией и иностранными державами, для употребления тех, которые предназначаются в министры ... Может быть, было бы хорошо издать записки посольств древних времен, как это обыкновенно делается во многих странах". А затем им была сделана приписка, потом зачеркнутая: "Это сокровища для истории и еще более для образования молодых политиков". Проект Миллера был поддержан указом императрицы от 28 января 1779 г. Его ответом Екатерине II были слова: "Сей труд принят мною наипаче для начинающих упражняться в политических делах". После чего он тотчас приступил с Бантыш-Каменским и Стриттером к подготовке Собрания. Ежегодно готовые материалы частями представлялись Екатерине II через Коллегию иностранных дел. Так им были препровождены подобранные сотрудниками к изданию документы по сношениям России со Священной Римской империей в XV - XVI вв., затем документы о сношениях России с Польшей, собрание трактатов и переписка между Россией и Пруссией XVI - XVII вв. и, в последний год его жизни (1782 г.), - документы о сношениях между Россией и Данией в XV- XVI вв.

В дальнейшем важное дело "для министров" (разумеется, полномочных послов) и "для образования молодых политиков" было остановлено, поскольку преемники Миллера по управлению Архивом не были уполномочены продолжать издание.

Незадолго до своей смерти, последовавшей в 1783 году, Г.Ф.Миллер подал 11 сентября вице-канцлеру графу И.А.Остерману записку: "Может статься, - писал Миллер, - что по моей смерти многие сыщутся посягатели на мое место в Архиве, ибо прежде моего времени при оной жить было очень выгодно и мало было дела. А как теперь Архив более уже не похож на инвалидный дом, и всяк, при оном, в находящейся, не должен ни какого труда щадить, также отчасти должен иметь и знания, то я ... не могу подать иного совета, как, чтобы по моей смерти мой чин и жалованье с равным уполномочием был разделен между ... Соколовским и Бантыш-Каменским..." Слова Миллера обращенные к вице-канцлеру, история сохранила как "Завещание Миллера", подлинный полный текст которого хранится в РГАДА.

В дальнейшем важное дело "для министров" (разумеется, полномочных послов) и "для образования молодых политиков" было остановлено, поскольку преемники Миллера по управлению Архивом не были уполномочены продолжать издание.

Незадолго до своей смерти, последовавшей в 1783 году, Г.Ф.Миллер подал 11 сентября вице-канцлеру графу И.А.Остерману записку: "Может статься, - писал Миллер, - что по моей смерти многие сыщутся посягатели на мое место в Архиве, ибо прежде моего времени при оной жить было очень выгодно и мало было дела. А как теперь Архив более уже не похож на инвалидный дом, и всяк, при оном, в находящейся, не должен ни какого труда щадить, также отчасти должен иметь и знания, то я ... не могу подать иного совета, как, чтобы по моей смерти мой чин и жалованье с равным уполномочием был разделен между ... Соколовским и Бантыш-Каменским..." Слова Миллера обращенные к вице-канцлеру, история сохранила как "Завещание Миллера", подлинный полный текст которого хранится в РГАДА.

Десятью днями позже, а именно 22 сентября 1783 г., Коллегией иностранных дел на имя императрицы был представлен доклад, в котором отражалась высокая оценка Г.Ф.Миллера за "беспрерывный и неусыпный труд к обогащению и Истории Нашей и особливо поколику до департамента Иностранных дел касается".

По данному докладу Екатерина II пожаловала Г.Ф.Миллеру чин действительного статского советника и он стал кавалером одного из высших знаков отличия - ордена Св. Владимира. Девиз ордена "Польза, честь и слава" как нельзя более точно соответствовал его деяниям.

"Лицемерие никогда не было присуще моему характеру. Я пишу для общей пользы и потому буду представлять правду в том свете, в каком ее вижу", - писал он о себе. Пораженный параличом он продолжал неустанно работать до последнего вздоха.

Предсмертное пожелание Г.Ф.Миллера было исполнено, хотя и не выполнено точно: в Архиве с 1783 года было три управляющих - М.Н.Соко-ловский, Н.Н.Бантыш-Каменский и И.М.Стриттер. А затем, после смерти первого и ухода последнего, на некоторое время (до 1800 год) установилось двоевластие - Бантыш-Каменский и Малиновский.

Особую энергию проявил Бантыш-Каменский, прослуживший в Архиве 52 года, то есть с 1762 по 1814 год.

* * *

"... Всегда ласковый и обходительный,
жил для других, а не для себя
Твердым и справедливым голосом говорил Сильным,
пред которыми не извивался..."
Автор не известен

(Воспоминания сослуживцев
о Н.Н.Бантыш-Каменском)
"Творить - значит убивать смерть".

Ромен Роллан

Николай Николаевич Бантыш-Каменский родился в городе Нежине 16 декабря 1737 г. Восьмилетним он был отправлен в 1745 году в Киевскую академию, где обучался греческому и польскому языкам до 1754 года. В 18 лет приехал в Москву. Вместе с Потемкиным, Морковым, Булгаковым он изучал физику, математику, историю и французский язык в "созданном по велению императрицы Елизаветы Петровны" Университете. Отлучаясь от учебных занятий в 1750 году в Петербург, юный Бантыш-Каменский перевел первую часть "Истории Петра Великого", сочинения французского философа Вольтера, изложенного при научной поддержке М.В.Ломоносова и Г.Ф.Миллера. В Северной столице, восхищаясь легкостью звучания модных одноактных итальянских опер, он, от природы тонкий и талантливый, за три месяца выучил в совершенстве итальянский язык.

В 1762 году после окончания учений Н.Бантыш-Каменский подал канцлеру графу М.И.Воронцову просьбу об определении его в Московский архив Коллегии иностранных дел, несмотря на то что "желал он находиться при каком-либо Посольстве, особенно в Пруссии, куда влекло любопытство увидеть Фридриха Великого". Отзыв канцлера "что ему, по знанию многих языков, выгодно бы служить в Коллегии, нежели в Архиве", не имел продолжения, и 31 декабря 1762 г. 26-летний Н.Бантыш-Каменский был определен в архив в должность архивариуса, где и посвятил себя тяжелой, утомительной археографической работе.

Под руководством Г.Ф.Миллера, проводя целые дни в разборе и описании драгоценных древних актов, он с 1765 по 1770 год составил "Исторические описания о времени соцарствования и о форме титула Царевны Софии Алексеевны"; описал и привел в исторический порядок "старинную Новгородскую и Великих Князей грамоты" "Дела Киевскопечерской Лавры"; сочинил "О братских в Сибири Калмыках"; и по поручению Миллера для императрицы Екатерины II - "Историческую выписку из всех дел, происходивших между Российской и Турецкой Империями, с 1512 по 1700 год". За "выписку Турецких дел" Бантыш-Каменский не был удостоен никакой награды, вероятно, Миллер представил ее императрице от себя, умолчав о сочинителе.

В 1771 году моровая язва, опустошавшая Москву, остановила занятия труженика, но с 1775 года Бантыш-Каменский вновь вернулся к любимому делу: он сделал выписку "О караванах в Китай", составил реестры историческим и церемониальным делам, хранящимся в Архиве, среди которых "Реестр по алфавиту Дворов, бывшим в России Европейским и Азиатским Послам, Посланникам, Гонцам, от древних времен до восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны".

В 1780 - 1788 гг. и 1784 году Бантыш-Каменский написал "Дипломати-ческое собрание дел между Российским и Польским Дворами, с самого начала по 1700 год". Для составления этого сочинения в пяти томах (которым позже руководствовался Карамзин) он изучил 225 книг и множество столбцов на польском языке.

Труды Н.Бантыш-Каменского вознаграждались медленно: в 1774 году архивариус был произведен в коллежские асессоры и только в 1781 году - в надворные советники. Между тем, Г.Ф.Миллер в 1782 году в докладе управляющему Коллегией иностранных дел графу Н.И.Панину дал ему лестный отзыв: " Бантыш-Каменский, - писал он, - по испытанному искусству и знанию в делах, примерному трудолюбию, наклонности быть полезным Отечеству, устроить после меня (в) Архиве к пользе Истории Российской". И еще, за два года перед этим, граф И.А.Остерман предлагал Н.Бантыш-Каменскому место обер-секретаря в Коллегии. Но он, пристрастясь к своему Архиву, отказался от этой важной должности, которая, без сомнения, открыла бы ему дорогу к быстрому возвышению.

Продолжая свои занятия в Архиве, Бантыш-Каменский составил в 13-ти томах "Дневную записку всем делам входящим и исходящим в Коллегии Иностранных дел с 1727 по 1738 год".

Н.Н.Бантыш-Каменский поддерживал заложенную во второй половине XVIII в. традицию, пополнения собрания портретов Московского архива для "верхних апартаментов, где сидят присутствующие и приказные служители".

В 1784 году в Архив поступило от Н.Н.Бантыш-Каменского "собрание Государственной Коллегии иностранных дел всех верховных начальников", составленное "попечительностию его через несколько лет", в том числе портреты: боярина Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина (1667 - 1671 гг.) - в высокой боярской шапке, правой рукой указывающего на царскую грамоту; овальный портрет боярина Василия Семеновича Волынского (1680-1681 гг.).

В этот же год в дар Архиву были переданы Н.Н.Бантыш-Каменским и другие портреты, среди которых: овальный портрет боярина Артамона Сергеевича Матвеева (1671-1676 гг.) в зеленом с розовыми одеждами, кругом портрета надпись "убиен 1688 г. мая 15 дня" (стрельцами); портрет последнего дьяка Посольского приказа "посольских дел оберегателя (с 1682 по 1689 год) - боярина князя Василия Васильевича Голицына в синем бархатном кафтане с медалью, пожалованной ему царевной Софьей за Крымский поход. Медаль хранится в настоящее время в Московской Оружейной Палате. В левой руке Голицына книга с надписью "Договор о вечном мире и союзе между Россиею и Польшею", заключенный в Москве 26 апреля 1686 г.".

Архив обогатился и подношениями Бантыш-Каменского, выраженными портретами канцлеров Посольской канцелярии и Коллегии иностранных дел. Нельзя не сказать об изображении первого Андреевского кавалера "по повелению Петра Великого" графа Федора Алексеевича Головина и об овальных портретах носителей ордена "Белого Орла" - графе Гаврииле Ивановиче Головкине и графе Алексее Петровиче Бестужеве-Рюмине, сосланном в свое имение в 1758 году, затем возвращенном из ссылки Екатериной II в 1762 году со званием генерал-фельдмаршала. Акварельный эпизод этого события позже был передан в Архив по завещанию М.М.Евреинова.

Ратуя за пополнение Коллекции Архива "изображениями исторических персон Отчизны", Н.Н.Бантыш-Каменский приобрел и передал в дар портреты князя Д.К.Кантемира, Богдана Хмельницкого, а впоследствии графа И.А.Остермана в золотом кафтане и в Андреевской ленте; светлейшего князя Александра Андреевича Безбородко, заключившего Ясский мир и окончившего при Екатерине II войну с Турцией, с мальтийским крестом на шее и портретом Павла I на груди.

В 1784 году в должности второго управляющего архивом, по представлению вице-канцлера графа Остермана, Бантыш-Каменский получил орден Св.Владимира IV степени, а в 1786 году был назначен в Канцелярию советником.

Одновременно, приводя в порядок и описывая дела вверенного ему Архива, Бантыш-Каменский занимался также написанием любимого сочинения "Дипломатического собрания дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 год". Важный этот труд в 2-х томах, отправленный в 1792 году в Коллегию, остался без всякой награды и не был представлен императрице.

В 1796 году Н.Н.Бантыш-Каменский стал статским советником, в следующем (1797 г.) закончил описание дел "Китайского Двора"; "Молдавии и Валахии".

5 апреля 1796 г. последовало коронование императора Павла I, которое ознаменовалось многими "милостями". По ходатайству князя А.Б.Куракина, Бантыш-Каменский был внесен в общий список для получения 300 крестьян, но имя его позже было вычеркнуто, между тем как товарищи по Архиву получили: Соколовский 250 крестьян, а Стриттер - 200.

В последующем 1799 году Н.Н.Бантыш-Каменский составил "Реестр и описание Малороссийских и Татарских дел". Тогда же он получил чин действительного статского советника.

9 мая 1800 г. Высочайшим указом Н.Н. Бантыш-Каменский, наконец, был утвержден в звании управляющего Московским архивом Коллегии иностранных дел и в тот же день пожалован почетным званием Командора Св.Иоанна Иерусалимского.

Между тем, итогом его 37-летнего труда к моменту установления единовластия в Архиве стало приведение в порядок выписок из дипломатических бумаг и составление из них: "Сокращенного Дипломатического известия о взаимных между Российскими Монархами и Европейскими Державами Посольствах, переписках и договорах, хранящихся Государственной Коллегией иностранных дел в Московском архиве с 1481 по 1800 год", расположенного по алфавиту Дворов, в 4-х томах. Первый том состоял из переписки с Австрийско-Цесарским, с Английским, с Венгерским, с Гишпанским, с Голландскою Республикою и с Датским Дворами. Второй - с Империей Римскою, с Итальянскими владениями. Третий - с Курляндией, с Лифляндским, Эстляндским и Финляндским княжествами, с Польским и Португальским Дворами. Четвертый - с Дворами Прусским, Французским и Шведским.

Первый том этих сочинений, посвященных "Высокому Министерству", Бантыш-Каменский отправил в Коллегию в 1800 году (следующие были высланы в 1801, 1802 и 1804 гг.). Впоследствии в уведомлении графа Ростопчина Бантышу-Каменскому говорилось: "... собрание записок сих не в библиотеке, но в кабинете моем останется всегда при мне, и будет служить поучительною Архивою. Когда же кто будет на место мое другой, то я не премину сдать ему и книгу, из коей столь много почерпнуть можно, и которая совершенную честь вам приносит".

Однако лишь в 1894 - 1902 гг. был опубликован этот капитальный труд в 4-х томах Н.Н. Бантыш-Каменского, содержание которого не утратило свое значение и в настоящее время.

В 1802 году (22 сентября) император Александр I, пожаловал талантливого архивариуса, на протяжении годов не оцененного должно, кавалером ордена Св.Владимира III степени. Высочайший рескрипт гласил: "За политические сочинения, для службы полезные".

Вслед за тем, в 1803 году канцлер граф А.Р.Воронцов поручил ему сочинить "Акт о Российско-Имперском Титуле" и составить "Выписку из конференций иностранных Министров, находившихся при Российском Дворе". Написанное в 1792 году и оставленное без внимания со стороны Коллегии "Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским Государствами" Бантыш-Каменский посвятил императору Александру. В своем сопроводительном письме к государю он упомянул, что "многие путешественники описывали чудное сие Государство, но никто из них ниже словом не коснулся связей между Российскою Монархею и сим соседственным владением. Да и кому оныя известны, быв сокрыты в хранилище Государственной коллегии иностранных дел. "За не признанный в свое время труд император пожаловал Бантыш-Каменскому бриллиантовый перстень.

В 1804 году подчиненные Архива, преклоняясь перед его "превосходными нравственными качествами", преподнесли Н.Н. Бантыш-Каменскому его портрет с просьбой поместить в комнатах Архива. На портрете была надпись: "... почтение сердечное и благодарность искреннейшая служащих под начальством его, на память благоустройства в сем Архиве, чрез примерное трудолюбие им оказанного, сии черты изобразили...".

С 1805 по 1809 год Бантыш-Каменский занимался разбором и описанием документов, среди которых были: дела "Турецкого Двора"; "Пограничных с Польшею"; "Сербских, Славянских и соседственных с ними народов"; "Башкирских"; "Грузинских и Имеретинских"; "Едизанских Татар"; "Крымских с 1677 по 1700 год"; "Ногайских"; "Хивинских". За "долговременное, всегда усердное служение" в январе 1808 г. он был пожалован кавалером ордена Св. Анны I степени. Тогда же Бантыш-Каменский составил реестр дел "между Россией и Пруссией войны с 1756 по 1763 год".

За год перед вторжением Наполеона в Москву он описал дела "Царствования Императрицы Елизаветы Петровны с 1742 по 1762 год" и составил "Алфавит всем входящим и исходящим делам Архива с 1720 по 1811 год". На заглавном листе он написал: "Упоминаемый алфавит составлен из девяносто четырех книг Архивских. Сие учинено, дабы облегчить труд в приисках, которые иногда отвлекают служителей от нужнейших дел ...". Далее следовало напутствие: "...желательно чтобы продолжение сего алфавита не упускаемо было из виду ... а как все бумаги идут через руки господ Секретарей, то, не возлагая на другого кого, сами они удобнейше могут, для своего же облегчения, исполнить сей приятнейший для них труд, коим занимался досель Н.Б.К.".

Помимо составления описей и обзоров, Бантыш-Каменский принял деятельное участие в опубликовании актов. Еще Миллером по приказу Екатерины II была составлена смета на оборудование при Архиве особой типографии, но дальше подготовительных работ тогда дело не двинулось. Вопрос встал на практическую почву благодаря пожертвованию в 1811 году архиву канцлером графом Н.П.Румянцевым 25000 руб. на издание "Собрания государственных грамот и договоров". Для издательской деятельности архива из состава его чиновников была образована Комиссия печатания государственных грамот и договоров, которая незамедлительно приступила к работе.

Бедствия 1812 г. отозвались и на Московском архиве. Начавшиеся военные действия с Наполеоном нарушили мирную жизнь архивных чиновников. С июля 1812 г. усилилось среди них движение на военную службу. Стали поступать просьбы об увольнении для определения вообще на военную службу, а часть просила об увольнении "на время от дел архива для вступления во временное ополчение Московских внутренних сил". Так, переводчик архива Ал.Олсуфьев был направлен для иностранной переписки в Вильно к главнокомандующему князю П.И.Багратиону, надворный советник А.Булгаков переведен на службу к московскому главнокомандующему графу Ф.В.Ростопчину "...для дипломатической переписки и по секретной части ".

Личный состав чиновников по формулярным спискам, составленным 16 сентября 1811 г. (за 1812 год таких списков нет), во много раз превосходил состав служащих архива до 1917 года, и составлял с дополнениями

109 человек. Сравнительно большой, даже громадный штат объясняется как бывшей тогда модой среди московской аристократии - "служить или числиться на службе в сем архиве", так и отчасти тем, что в то время архив, кроме хранения и описи вверенных ему сокровищ, обязан был выдавать за свидетельство военные переводы различного рода документов, представляемых в разнообразные места частными лицами по их делам.

С уходом чиновников на военную службу в Архиве к концу августа должны были бы находиться 40 человек. В действительности же из числа этих 40 лиц в Москве к середине августа находилось только 19.

С ноября "в Москве при Архиве" оставалось 7 человек во главе с действительным статским советником А.Ф.Малиновским, а "в Нижнем Новгороде при делах" - 10. Среди них были действительный статский советник Н.Н.Бантыш-Каменский, надворный советник Иван Либенау, Павел Евреинов, Дмитрий Бантыш-Каменский Дмитрий Бантыш-Каменский, сын Н.Н.Бантыш-Каменского, служил в архиве переводчиком. и другие.

Суровые события поверженной Москвы 1812 г. высветили организаторский талант тихого, мирного Н.Н.Бантыш-Каменского. В "воспоминаниях" Вигеля о нем говорилось: "Н.Н.Бантыш-Каменский, первоначально ревниво следивший за тем, чтобы его подчиненные неукоснительно являлись в архив на службу, впоследствии перестал обращать на это внимание, вследствие чего многие архивцы позволяли себе отсутствовать и не являться на службу". И вдруг в преклонные лета, в свои 73 года(!) он совершает гражданский подвиг, в неослабленной своей деятельности, организовав вокруг себя людей, самоотверженно спасающих "запечатленную на бумаге" историю Руси, историю России!

14 августа 1812 г. "во 2-м часу по полудни" управляющим Архивом Н.Н.Бантыш-Каменским получено было от графа Ф.В.Ростопчина первое тревожное сообщение. Он собственноручно писал: "...для предосторожности ... предлагаю всему архиву, под ведомством вашим находящемуся, не теряя времени, укласть к отправлению в то же место, куда от меня назначено будет ...".

Надворым советником Иваном Либенау, который "имел в хранении своем все архивные бумаги" и которому поручена была укладка их в сундуки и короба, 21 августа, подан был в Архив следующий рапорт: "По изустному приказанию управляющих архивом приняты и уложены мною во 105-ти сундуках и коробах для отправления из Москвы дела Коллежского архива..." Среди них были: 1) древняя Грамота Новогородская и Российских Великих Князей; 2) Государственные книги и лучшие вещи; 3) все трактаты с иностранными Дворами; 4) все рукописи из библиотеки, в том числе Миллеровы; 5) статейные списки, в книгах и столбцах; 6) министерская переписка всех Европейских и Азиатских Дворов и 7) отпечатанные иждивением государственного канцлера графа Румянцева первые сто листов собрания Государственных грамот и договоров.

26 августа, в день Бородинского сражения, Архив в 120 подводах был уже в 100 верстах от Москвы, в г. Покрове Владимирской губернии.

Во время пребывания Архива во Владимире произошел инцидент: украдено было из сундуков 6800 руб. ассигнациями, пожертвованные графом Н.П.Румянцевым на издание "Собрания государственных актов и договоров".

Владимирская палата уголовного суда по доношениям чиновников И.Либенау и Д.Бантыш-Каменского в отношении трех солдат, подозреваемых в краже этой суммы, дала заключение: "... предоставить Московскому архиву Коллегии иностранных дел наказать их палками по собственному его рассмотрению". Архив, уведомляя Коллегию об этом, писал: "... в упомянутом суждении никакого архиву удовлетворения не сделано... просим позволения отослать оных обратно в Московский гарнизон, а на место оных прислать исправнейших".

По предписанию графа Ростопчина далее "архиву коллежскому следовало немедленно прибыть в Нижний Новгород", где он и был размещен в семинарской, с железными решетками и затворами церкви.

О том, какие меры приняты были Н.Н.Бантыш-Каменским в Нижнем Новгороде к сохранению Архива, говорит составленная им следующая "инструкция":

1) принять архивные дела "кладенные и увязанные в короба и запечатанные казенною печатью по номерам;

2) по принятии оных внутри архива одну дверь запереть и запечатать печатью, а другую с наружи запереть замками и поставить к дверям караулы, ключ же от архива иметь коллежскому асессору Лебедеву;

3) Караульным посты свои в ночное и дневное время наблюдать безотлучно ... в противном случае будет поступлено с ними строго;

4) ... по утру и по вечеру ефрейтор должен относить рапорт, что в архиве состоит все благополучно;

5) Вам же, г-н Лебедев, без нашего письменного приказания с товарищами своими отнюдь в архив не входить ...".

В Нижнем Новгороде Н.Н.Бантыш-Каменский получал от Ждановского, под присмотром которого находилась значительная часть Московского архива, донесения по эстафете и имел представление о московских событиях. Секретарь, надворный советник Иван Ждановский, находясь среди других чиновников в Архиве с женой и двумя сыновьями, из которых один (Николай) был канцеляристом, так описывал свои злоключения: "Сентября 2-го числа в четыре часа по полудни вышли нечаянно в Москву французские войска и в вечеру начали жечь, бить и грабить; пожар продолжался сряду 8 суток и превратил Москву в плачевную пустыню, а грабеж до выходу из оной неприятели по 11-ое октября ... Большой корпус, где архив с трактатною и библиотекою, уцелел от пожару; но заметки и задвижки сбиты и изломаны ... в шкафах перебито французами много стекол.

Описанные дела, столбцы, книги, ландкарты и прочие разбросаны, изорваны, потоптаны, частично сожжены и загажены; теперь все оныя собраны и в шкафы положены, но разобрать их вскоре никак невозможно, ибо все крайне перемешаны ... недостает также двух портретов графа Головкина и графа Головина. Иконы архивские окладные все ободраны, а образа Св. Николая чудотворца и по ныне не отыскано". Вслед за Ждановским посланный Н.Н.Бантыш-Каменским из Нижнего Новгорода для осмотра в Москве архивных зданий чиновник доносил, что в Москве "чиновники ... голы, босы, избиты, без денег и без всякой помощи; что ежели бы они оставили архив, то наверное оный обращен бы был в пепел злодеями, ибо чиновники сии по нескольку раз заливали огонь на чердаках...".

Не дожидаясь официального разрешения на "отъезд с архивами в Москву" и "о дозволении отправиться зимним путем", Н.Н.Бантыш-Каменский вместе с сослуживцами, которые ехали с ним из Москвы в Нижний, тронулись на подводах в обратный путь с думами "об исправлении архивских зданий" и приведении в порядок значительных частей оставшихся там документов.

По возвращении в Москву под руководством Н.Н.Бантыш-Каменского была произведена ревизия всему Архиву. В донесении из Архива 31 декабря 1813 г. в Коллегию иностранных дел говорилось о "годовых трудах личного состава архива". Так архивариус И.Либенау, у коего "в хранении" были "все архивные бумаги", "занимался раскладкою дел в трактатной и нижних архивских палатах"; библиотекарь М.Шульц "освидетельствовал архивскую библиотеку"; помощник управляющего архивом А.Ф.Малиновский "обревизовал оставшиеся в Москве дела". Сам управляющий Н.Н.Бантыш-Каменский "по возвращении ... освидетельствовал и расположил в трактатной палате дела".

Ходил он в "драгоценное для него хранилище для того, - как говорил, - чтобы, среди этой сокровищницы, восстановлять упадающее здоровье, а с ним погасающую жизнь!".

Последний труд его состоял в приготовлении к напечатанию "Государственных грамот и договоров", прежде им описанных и приведенных в хронологический порядок, из которых первая часть была издана в свет под его надзором в 1813 году.

Сообщая графу Н.П.Румянцеву, Бантыш-Каменский писал: "... приятен и весел для меня был сей труд, коего хотя окончания по слабости и летам моим я не увижу".

20 января 1814 г. не стало Н.Н.Бантыш-Каменского. Вспоминая о нем, подчиненные говорили: "... был он небольшого роста, под старость худощав, но имел много приятностей в лице, на котором, равно как и в улыбке, изображалась прекрасная душа; взор его, в самых преклонных летах, был быстрый... Всегда ласковый и обходительный, чуждался он лукавств; жил для других, а не для себя; любил предстательствовать за несчастных и угнетенных, находя в том сладостнейшую пищу; твердым и справедливым голосом говорил сильным, пред которыми не извивался ..."

Позже историограф Н.М.Карамзин писал: "Извлечения, сделанные Николаем Николаевичем Бантыш-Каменским, принадлежат Истории и могут быть изданы без нарушения правил Государственной скромности. Не только Россия, но и вся Европа с того времени переменилась: старые тайны ... открытием своим питая единственно любопытство умов деятельных и способствуют просвещению ..."

По ходатайству статс-секретаря графа И.А.Каподистрии император Александр I изъявил в 1821 году высочайшее соизволение, чтобы были изданы в свет "на счет казны" избранные дипломатические творения Николая Николаевича: 1) Собрание дел Посольского Двора в пяти томах; 2) Китайского в двух; 3) Сокращенное известие о сношениях Русского Двора с Европейским в четырех. Но это общеполезное предложение осталось без исполнения.

Не осуществилось и стремление Бантыш-Каменского заново привести Архив в порядок, восстановить его от пепла пожарищ 1812 г. - для этого потребовалось бы много лет.

С 1814 по 1840 год Московским архивом руководил А.Ф.Малинов-ский. Он плечом к плечу со старейшими чиновниками, такими, как канцелярии советники И.А.Ждановский, М.И.Шульц и А.Я.Булгаков, неутомимо продолжил дело Н.Н.Бантыш-Каменского.

 

* * *

"Только тот добился успеха в жизни,
кто прожил ее так, как хотел"

Марлей

Алексей Федорович Малиновский родился 2 марта 1762 г. в Москве, и дед и отец его были церковнослужителями.

В январе 1771 г. Алексей Малиновский стал студентом Московского университета, где имел возможность познакомиться со своим первым учителем в археографии историографом Г.Ф.Миллером. Преподавали в университете в то время ученики М.В.Ломоносова, замечательные русские ученые-просветители С.Е.Десницкий, А.А.Барсов, И.А.Третьяков. Его сокурсниками были знаменитые в дальнейшем профессора П.И.Страхов, В.К.Аршневский, А.М.Брянцев, поэты Е.И.Костров и И.М.Долгоруков.

В студенческую пору Малиновский много переводил с французского и написал ряд драматических произведений, оригинальных и переводных; из первых пользовались наибольшим успехом "Старинные святки", а из вторых - "Ненависть к людям и раскаяние" и "Бедность или благородство души". В октябре 1778 г. он закончил обучение.

"За слабостью здоровья" и пользуясь протекцией графа Николая Петровича Шереметева, А.Малиновский подал прошение о зачислении его в Архив Коллегии иностранных дел. Вместе с его прошением в Петербург в Коллегию иностранных дел управляющий Московским архивом Г.Ф.Миллер направил "особое мнение" о многообещающих способностях своего студента и будущего актуариуса.

Ответом стало предписание "проэкзаменовать А.Ф.Малиновского в иностранных языках", в которых он и проявил себя весьма знающим.

С 1 марта 1778 г. А.Ф.Малиновский начал служить русской истории, "находясь на протяжении 62 лет в Московском Иностранной Коллегии Архиве", пройдя эти годы от рядового архивного чиновника до управляющего.

Из большого количества исторических работ А.Ф.Малиновского следует назвать: "Боярин, наместник Серпуховской Артемон Сергеевич Матвеев"; "Биографические сведения о ближнем боярине, дворовом воеводе князе В.В.Голицине". Некоторые труды Малиновского хранятся в настоящее время в рукописях в Российском Государственном Архиве Древних Актов, среди которых "Дипломатическое собрание дел между Шлезвиг-Голштинским герцогством ..." (1801 г.); "Известие о мореходных судах, заведенных на Каспийском море английским капитаном Элтоном ..."

(1803 г.); "Собрание заметок о военном искусстве" (1817 г.); "Выписка о установлении бывшего Посольского приказа, переименованного потом в Коллегию иностранных дел, о чиновниках ..." (1800 - 1818 гг.); "Повествование о древних сношениях России и Франции" (1825 г.); "Взгляд на некоторые из подлинных актов, в МГАМИД хранящиеся" (1825 г.).

После смерти историка в С.-Петербурге в 1844 году вышло его сочинение "Исторический взгляд на межевание в России до 1765 года".

В бытность А.Ф.Малиновского управляющим, по его распоряжению, здание Архива вновь подверглось реконструкции. В соответствии с требованиями классического стиля XIX в. по сторонам входных дверей были установлены колонны из искусственного мрамора. На карнизе над входом в последнюю комнату анфилады вырезали золоченую надпись: "Комиссия печатания государственных грамот и договоров". В 1-ом же сборнике МГАМИД за 1880 год, выпущенным "Комиссией печатания ...", был опубликован один из каталогов А.Ф.Малиновского под названием "Взгляд на Московский Иностранной Коллегии Архив или записка нескольким из множества выбранным бумагам" (1819 г.). Каталог этот служил вероятно приложением к одному из его писем к директору Департамента внутренних сношений МИД Василию Алексеевичу Поленову. Во вступительной статье к сборнику директора Московского Главного архива барона Ф.А.Бюлера говорилось: "Об самом каталоге долгом считаем заметить, что признанием полезным его напечатать, так как он заключает довольно подробное определение важнейших актов, хранящихся в Архиве и даже несмотря на то, что в нем встречается описание таких документов, которые после кончины А.Ф.Малиновского, были изданы в свет или поступили в иные учреждения ...".

Иллюстрацией заслуг Малиновского пред памятью Г.Ф.Миллера, Н.Н.Бантыш-Каменского могли послужить слова Н.М.Карамзина: "Говоря о Москве, забудет ли историограф то место, где собраны все наши государственные хартии пяти веков, от XIII до XVIII? Архив Коллегии иностранных дел есть один из богатейших в Европе. Его начальники, от незабвенного Г.Ф.Миллера до А.Ф.Малиновского, с величайшей ревностию, неописанным трудом привели все бумаги в наилучший порядок, которому удивлялся император Иосиф, сказав: "Я прислал бы сюда наших венских архивистов".

После А.Ф.Малиновского более тридцати лет Московский Главный архив возглавлял князь М.А.Оболенский (1805-1873гг.), отставной военный, прослуживший 8 лет под руководством своего предшественника.

 

* * *

…здесь, в МГАМИД он
Стяжал себе то почетное имя,
которое «останется надолго
памятным в летописях
Отечественной науки»
Н.Костомаров

«Не продается вдохновенье,
но можно рукопись продать»

А.С.Пушкин

Михаил Андреевич Оболенский родился в Петербурге в 1805 году Согласно обычаю, господствовавшему в то время среди знатных семей, тринадцатилетним мальчиком он был определен в пажи, затем в камер-пажи, а через два года поступил на действительную службу прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк.

В 1828 году подпоручик Оболенский принял участие в военных действиях и в переправе через Дунай при осаде и взятии Варны. В сражении был ранен. За "высказанную храбрость и неустрашимость" князь был награжден золотой шпагой и произведен в поручики.

В 1831 году в чине капитана вышел в отставку "для определения к статским делам" и вскоре был назначен "состоять при председателе временного правления Царства Польского для особых поручений". Позже "за отличие и храбрость" князь был пожалован орденом Св. Владимира IV степени с бантом.

В 1832 году в чине коллежского асессора он перешел на службу в Министерство иностранных дел и был назначен "к Московскому Главному архиву", в котором и прослужил с 1840 по 1873 год, сначала в качестве переводчика, затем главного смотрителя в Комиссии печатания государственных грамот и договоров и, наконец, директора Архива.

Здесь, в Московском Главном архиве Министерства иностранных дел, М.А.Оболенский и стяжал себе то почетное имя, которое, по выражению Костомарова, "останется надолго памятным в летописях отечественной науки".

С первых же шагов своей службы в Архиве князь Оболенский горячо принялся за дело изучения исторических памятников и документов. В 1834 году появилось его издание "Деньги Великого Новгорода", а изданная им в 1837 году "Супральская летопись" снискала князю внимание ученых "Общества истории и древностей российских".

В декабре 1840 г. князь М.А.Оболенский был назначен "исправля-ющим должность управляющего архивом", в 1848 г. был утвержден в этой должности и лишь в мае 1868 г. поименован директором Архива.

Как и при его предшественнике, при М.А.Оболенском в хранении Московского Главного архива Министерства иностранных дел находились все дела Посольского приказа и Коллегии до 1801 года. Однако они по роду их разделены были на два больших отдела: недипломатический и дипломатический, а хронологически: на древние (до 1700 года), старые (1700 -

1762 гг.) и новые (1762 - 1801 гг.). К первому отделу были отнесены так называемые государственные внутренние дела и все дела Посольского приказа и Коллегии иностранных дел недипломатического содержания; ко второму принадлежали все, касающиеся сношения России с европейскими и азиатским государствами, то есть: статейные списки, грамоты (кредитивные, поздравительные и пр.), трактаты, договоры, ратификации, вся дипломатическая переписка: рескрипты, указы, реляции и депеши послов, посланников и других агентов русских при иностранных дворах, бумаги, относящиеся к аудиенциям, конференциям, сношениям с иностранными министрами при российском дворе и т.д. Консульские дела; особые дела, например, по конгрессам, международным комиссиям об эмигрантах и т.п.; документы, касающиеся войн России с другими государствами, промемории, проекты по части дипломатической и политической, поданные разными лицами; дела по разграничениям; архивы миссий. К обоим отделам имелись более 300 реестров, алфавитов и указателей.

Став во главе управления такой богатой сокровищницей материалов для русской истории, как Московский Главный архив, князь Оболенский извлек из него немало драгоценных памятников. Самостоятельно или при содействии некоторых из сослуживцев по Архиву, таких как А.Н.Афанасьев, С.С.Иванов, М.П.Полуденский, приготовил к печати и обнародовал их в различных журналах.

По его почину было издано довольно значительное собрание исторических актов, как например, "Книга Посольская", "Метрики Великого Княжества Литовского" и др. Немало актов обнародовал князь и в своем "Сборнике князя Оболенского", с 1838 по 1840 год было издано одиннадцать выпусков. В состав сборников вошли как акты, хранящиеся в архиве, так и принадлежавшие князю, а затем пожертвованные им в Архив.

В 1847-1848 годах Оболенский издал в 4-х выпусках "Иностранные сочинения и акты, относящиеся до России".

Из прочих многочисленных изданий важно отметить:

"Летописец Переславля Суздальского", "Венчание на царство Михаила Феодоровича", (изданное в 1856 году в незначительном количестве экземпляров), "Письма русских царей и других особ царского семейства, (изданные 1861-1862 гг. Комиссией печатания государственных грамот и договоров, управляющим которой был князь).

Князем М.А.Оболенским были преподнесены в дар Архиву несколько портретов Александра I (1777 - 1825 гг.), среди которых портрет императора в малом генеральском мундире (без шитья по воротнику), написанных Лоренсом (Sir Thomas Lawrence 1769 - 1830 гг.), первым портретистом того времени в Англии. Художник был прислан принцем-регентом, впоследствии королем Англии Георгом IV, на Аахенский конгресс (1818 г.) для создания портретов Александра I, сопровождавших его генерала Уварова, графа Нессельроде и графа Каподистрии, а также съехавшихся на конгресс других монархов и их приближенных. Но, согласно запискам в Историческом вестнике за 1892 год Михайловского-Данилевского, знаменитому Лоренсу не удалось изобразить императора верно.

В МГАМИД портрет покоился в раме с надписью "8-го июня 1818 г. - день посещения Архива сим Государем".

Другой портрет Александра I находился без рамы в библиотеке Архива с надписью "основатель Комиссии печатания грамот и договоров

1811 г.". Работа была выполнена во время пребывания Александра I в Париже в 1814 г. знаменитым французским живописцем Жераром (le baron Francois-Pacal-Simon Gerard, 1770 - 1836 гг.).

Немало потрудился князь М.А.Оболенский и как сотрудник многих ученых обществ: Общества любителей словесности (при Казанском университете); Общества истории и древности Остзейстских губерний и т.д.

Достоин упоминания и археологический труд М.А.Оболенского по возобновлению романовских палат - "наглядного образчика старинной русской жизни начала XVII в., доступного всем и каждому".

Связанный родством с известным собирателем рукописного материала Ф.Ф.Мазуриным, М.А.Оболенский хорошо был известен антикварам и благодаря своей обширной начитанности по русской истории сумел составить коллекцию старинных рукописей. Эту коллекцию его наследники подарили архиву вместе с библиотекой и портретной галереей и тем значительно его обогатили.

Как правило, воспоминания современников М.А.Оболенского не замалчивали некоторые особенности в характере князя, которые могли привлечь к нему симпатии, как к человеку. В то же время воспоминания указывали на некоторую жесткость его нрава, суровость, часто недоступность и порою грубость по отношению к сослуживцам.

По службе князь М.А.Оболенский дошел до чина тайного советника, имел ордена, до ордена "Белого Орла" включительно.

В заслугу Оболенскому нужно поставить его заботы о разыскании для Московского Главного архива МИД нового помещения, ввиду того, что дом в Хохловском переулке сильно обветшал, дал трещины и страдал от сырости в нижнем этаже. В 1868 году под Архив было предоставлено владение на углу Воздвиженки и Моховой, принадлежавшее в XVII в. В.И.Стрешневу, а затем перешедшее тестю Петра Великого - К.П.Нарышкину. Постройки, полуразрушенные пожаром 1812 г., в самом жалком состоянии перешли Архиву. Потребовалось 6 лет для основательной их реконструкции.

Перевозка архивных материалов совершилась уже при преемнике М.А.Оболенского в 1874 году бароне Ф.А.Бюлере.

 

* * *

"...вследствие прежних трудов
и теперешнего просвящения
(Московскому архиву) содействовать
историческим исследованиям ..."
Государственный канцлер

А.М.Горчаков

(Из ответа Светлейшего князя барону Ф.А.Бюлеру)

Барон Федор Андреевич Бюлер родился 8 апреля 1821 г. в селе Мануилов, Ямбургского уезда. В 1841 году окончил курс правоведения в училище, служил в Сенате. В тот период Бюлер стал известен на литературном поприще. В 1843 году в "Отечественных записках" была опубликована его повесть "Ничего". В 1845 году на страницах журнала появились семь статей об Астраханском крае, а в 1850 году статья "Ламаизм и Шаманство".

1847-1850 гг. Бюлер провел за границей, после чего перешел на дипломатическую службу, где был назначен секретарем Генерального консульства в Бухаресте. В 1853 году, с началом Крымской войны, Бюлер был назначен в Яссы начальником канцелярии временного председателя Молдавского дивана, графа К.И.Остен-Сакена.

По возвращении в Россию он занял место управляющего газетной экспедицией Министерства иностранных дел и в течение 17 лет ежедневно составлял, по поручению князя А.М.Горчакова, политические обозрения для Александра II.

Одновременно с должностью управляющего газетной экспедицией на барона Бюлера был возложен надзор за политическими обозрениями в толстых журналах, поскольку он одновременно являлся членом Главного управления цензуры.

Состоя управляющим газетной экспедицией, иногда он помещал без подписи статьи в брюссельской газете "Le Nord". В журналах "Русские Архивы", "Русская старина", "Русский вестник" начали появляться его заметки исторического содержания. Сюда относятся: "Два эпизода из царствования Екатерины II"; "Предложения князя Потемкина о польских делах, с собственноручными заметками Екатерины II" 1874 г.; "Переписка Суворова с Нельсоном" 1872 г.; "Неизданные письма Вольтера" 1875 г. и другие.

В начале 1873 г. Ф.А.Бюлер занял место директора Московского Главного архива Министерства иностранных дел.

Человек, не чуждый науке (он сделал немало и для изучения истории Архива и его обогащения), Бюлер тем не менее считал, что главными достоинствами подчиненных ему служащих должны быть знатность происхождения, безукоризненность манер и хорошие знания французского языка. Посетителей МГАМИД того времени нередко отпугивала атмосфера чопорного чинопочитания, отличавшая это привилегированное архивное учреждение от других московских архивов.

Ф.А.Бюлер, как и его предшественники Н.Н.Бантыш-Каменский, М.А.Оболенский, обогатил коллекцию портретной галереи МГАМИД. Его дарами Архиву стали: миниатюрный портрет князя, кавалера российских орденов, русского посла в Париже (1722 - 1724 гг.) Александра Борисовича Куракина (1697 - 1749 гг.). Миниатюра получена была им от Вл. Ег. Энгельгарта, отец которого являлся первым директором Царскосельского (Александровского) Лицея и который в свою очередь служил под начальством князя и от него получил этот портрет. Другим ценным подношением Бюлера стал найденный им на чердаке при переезде из старого здания Архива портрет Екатерины II (1729 - 1796 гг.). Он был исполнен в манере Левицкого и представлял императрицу в дорожном костюме из фиолетового бархата, с Андреевской звездой и в меховой шапке. В дальнейшем, по распоряжению директора, восстановленный живописцем Н.Ф.Яшем, этот портрет императрицы был выставлен в залах Архива.

В феврале 1874 г. Московский Главный архив Министерства иностранных дел в лице его директора барона Ф.А.Бюлера получил циркулярное приглашение от организационного комитета Съезда ориенталистов "принять участие в трудах предстоявшего Съезда присылкой делегатов и письменных сообщений".

Впервые в международном масштабе Архив МИД был поставлен в ряд с учеными учреждениями. Побудительными для Съезда причинами были следующие: во-первых, "самое то обстоятельство, что в сем архиве хранятся дела времен преимущественно отдаленных" (с 1720 - 1801 год), всегда содействовало облегчению доступа ученым исследователям, между которыми архив с гордостью считает: Татищева, князя Хилкова, князя Щербатова, Н.М.Карамзина, П.М.Строева, М.П.Погодина и С.М.Соловьева; во-вторых, ученому миру памятна заслуга, оказанная академиком и историографом Миллером приведением этого архива в порядок; в-третьих, библиотека, учрежденная Петром Великим еще при Посольском приказе, обогащенная приобретенными Екатериною II у Г.Ф.Миллера рукописями и книгами, пополненная переданными собраниями Н.Н.Бантыш-Каменского, А.Ф.Малиновского, М.А.Оболенского, - служит важным пособием при занятиях ученых исследователей и самих служащих в Архиве; и наконец, в-четвертых, с 1811 года при нем состоит Комиссия печатания государственных грамот и договоров и типография, которой заведовал К.Ф.Калайдович. Этой Комиссии принадлежит значительное число изданий, "продажа коих, по Высочайшей воле", открыта при Архиве".

Так как предложение было получено от "собрания международного", то директор Архива барон Ф.А.Бюлер счел своею обязанностью представить свои предложения относительно участия в нем вверенного ему учреждения на рассмотрение Министерства иностранных дел, "присовокупив, что жаль было бы упустить этот случай обследовать богатый архивский материал и извлечь из него научную пользу".

Государственный канцлер светлейший князь А.М.Горчаков отнесся к этому представлению как нельзя более положительно, и потому признал "вследствие прежних трудов и теперешнего просвещенного содействия историческим исследованиям..." признать участие Московского архива в трудах Съезда не только уместным, но и полезным". Горчаков разрешил направить туда двух делегатов с письменными сообщениями, а вслед за тем исходатайствовал высочайшее соизволение на высылку для выставки Съезда некоторых архивных рукописей и карт.

Депутатами Архива были назначены Рачинский и Чарыков. Они предоставили Съезду составленные ими указатели к хранящимся в Архиве делам по сношениям России с Азией, и при этом Рачинский прочел на Съезде сообщение о значении документов Архива для изучения Востока, а Чарыков - о путешествии в 1671 году в Хиву, Бухару и Балх русского посланника Б.А.Пазухина.

На Съезде были представлены два издания, имеющие отношение к Востоку: князя М.А.Оболенского и исследования настоящего директора Архива, барона Ф.А.Бюлера, относительно калмыков, мамаизма и шаманства.

Кроме того, при Съезде была организована по предложению директора Департамента внутренних сношений МИД, барона Ф.Р.Остен-Сакена выставка 80 принадлежащих архивной библиотеке географических карт, преимущественно рукописных, многие из которых, особенно относящиеся к Сибири и Средней Азии, взяты были из портфелей историографа Миллера. Картографическая выставка возбудила интерес в Военном министерстве, и оно просило позволения фотографировать эти карты. По завершении "в виду горячего участия принятого директором Архива в обеспечении Съезда возможного успеха ... комитет Съезда единогласно постановил выразить барону Бюлеру живейшую благодарность...".

В дальнейшем директор Архива барон Бюлер никогда не упускал случая, где присутствие Архива может приносить пользу науке и самому учреждению, проявлял готовность участвовать лично в пропаганде его в "ряду ученых учреждений" через различного рода съезды, "Археологический", "Географический" и другие.

Разбирая в 1892 году для выставки, приуроченной ко дню празднования 25-летнего юбилея Императорского Московского Археологического Общества, восточные древнеписьменные памятники, подчиненным Архива под руководством его директора привелось ознакомиться и с собранием рукописей Кера, находящихся в хранилищах МГАМИД в 38 картонках. Богатство материала, необычайное трудолюбие и поразительное в то время знание стольких языков и наречий, - все это в совокупности позволило воскресить давно угасшую память о первом в России ориенталисте и преподавателе восточных языков при Коллегии иностранных дел.

Георгий Яковлевич Кер (Kehr) (род. в 1692 году) был выписан в Петербург вице-канцлером графом А.И.Остерманом в 1732 году, в марте того же года был заключен контракт, по которому он поступил переводчиком арабского, персидского и турецкого языков при КИД с обязательным обучением также этим языкам русских юношей.

Среди массы его сочинений, рукописных и частью печатных, хранящихся в библиотеке Московского Главного архива МИД, должно отнести первое место проекту "Учреждения Восточной Академии Наук".

Проект этот может служить лучшим доказательством, насколько интересы России еще в 1730 годах были связаны с Востоком.

Видоизмененный перевод с латыни проекта Кера, найденный в

1821 году, был опубликован по указанию Бюлера в 5-ом выпуске сборника МГАМИД за 1893 год. Параграфы проекта, несмотря на свою стародавность, "дышат новизной, в нем как будто находится разрешение насущного вопроса" для всякого, кто следит за общим ходом развития умственной и политической жизни русского народа. Вот некоторые выдержки из проекта:

"I. Необходимость ближайшего изучения восточных языков.

1. Империя Российская была и находится в постоянных письменных сношениях, на Турецко-Татарском языке, с султаном Турецким, Крымским ханом, князьями Кабардинскими и другими Черкесскими, Дагестанскими, Ширванскими и проч....

2. Бумаги правительственные к князьям Черкесским и многим другим можно бы писать впредь на их природных языках, и притом правильно в орфографическом отношении, и четко и изящно в каллиграфическом, чтобы неясность не представляла обоюдности*.

(* в черновом варианте Кера сказано было так: "ut ne ex obxcura scriptione suboditi isti postea, inobedientiam suam excusandi, ansam arripiant", что означало: "чтобы впоследствии те подданные в неясности письма не отыскали повод к оправданию своего неповиновения").

II. В ком имеем нужду?

1. Переводчики грамотные и ученые, знакомые с правилами... и которые бы все писанное по-Арабски, по-Персидски, по-Турецки и по-Татарски могли переводить и изъяснять точно, отчетливо, верно и изящно, потому что малограмотные переводчики... могут иногда столь ошибочно передать значение какого-нибудь важного слова, что ошибка их поведет к несогласию и даже разрыву между государствами...

2. Переводчики устные или так называемые толмачи, которые бы могли вести ученую беседу с посланцами по-Арабски, по-Турецки или по-Персидски.

... Словари означенных языков весьма редки, вообще неудовлетворительны, и должно быть пополнены множеством слов и речений...".

 

* * *

В 1874 году МГАМИД из одного из красивейших домов в Москве на углу Воздвиженки и Моховой переехал в новое помещение. На этом месте он, однако, пробыл менее полувека. В первые советские годы в связи с реорганизацией архивного дела МГАМИД был ликвидирован.

Значительная часть документов "сокровищницы драгоценных материалов" были объединены с материалами Московского архива Министерства юстиции и других хранилищ в здании, специально построенном для Архива на Большой Пироговской, дом 17.

 

* * *

" ...Под его влиянием архив...
сделался приютом для тех,
кто интересовался наукой
и видел в чтении и изучении
архивных документов
не безжизненную работу,
а смысл и содержание своей жизни".

Автор не известен.

(Из воспоминаний современников С.А.Белокурова)

С 1886 по 1918 год делу упорядочения Архива МИД посвятил себя С.А.Белокуров.

По воспоминаниям современников С.А.Белокуров внес свежую струю в деятельность архивистов, придав ей научный характер.

Под его руководством архивная работа сосредоточилась на четырех направлениях, а именно: 1) сверхтекущих занятиях по выдаче справок и обслуживании занимающихся в читальном зале ученых, 2) заботе об охране документов - лучших способах сшивания, подклейки и проч., 3) исправлении неудовлетворительных описей, из которых некоторые шли еще от периода управления Собакиным (особенно описи "Приказных дел"), 4) составлении алфавитных и хронологических указателей описей по делам, совершенно неописанным. Таким образом, новые дела, исторические материалы пускались в научный оборот. Причем особое внимание было обращено на подготовку материалов по дипломатическим сношениям в надежде, что история дипломатических сношений, наконец, войдет в круг очередных исследований!

 

* * *

Оканчивая этот краткий очерк жизни, деятельности и трудов талантливейших архивистов, было бы лишним восхвалять заслуги знаменитого Г.Ф.Миллера, тихого и самоотверженного Н.Н.Бантыш-Каменского, деятельных А.Ф.Малиновского, М.А.Оболенского, Ф.А.Бюлера - их дела пред Вами на лицо, судите о них сами.

При подготовке материала использованы:

Богоявленский С.К. 200-летие Московского Главного архива МИД //Архивное дело. 1925. № 2.

Автократова М.И., Долгова С.Р. К 200-летию создания Московского Главного архива МИД. //Советские Архивы. 1984. № 4.

Белокуров С.А. Московский архив Министерства иностранных дел в 1812 году. М., 1913.

Московский Главный архив МИД. Портреты и картины, хранящиеся в нем. М., 1898. Вып. 1.

Бантыш-Каменский Н.Н. Словарь достопамятных людей русской земли. СПб. 1847. Т. 1-3.

Долгова С.Р. Алексей Федорович Малиновский. М., 1992.

С.Р.Долгова

В КРУГУ АРХИВНЫХ ЮНОШЕЙ

В статью вошли главы из книги "Алексей Федорович Малиновский".

Познакомимся поближе с плеядой молодых архивистов. Многие из них известны, их имена встречаются в романах, литературных этюдах, научных исследованиях, поэтических произведениях ... Но мало кому известно, что свой путь они начали в Архиве. В те славные времена общение с уникальными документами у многих из них зародило любовь к отечественной истории, которая сопутствовала им всю жизнь.

В 1796 году на престол вступил император Павел I, городские власти Москвы поручили по этому случаю помощникам управляющего Архивом Алексею Малиновскому и Мартыну Соколовскому привести к присяге жителей Мясницкой части Москвы.

При бывшей правительнице дворяне более охотно вступали в военную службу, считая для себя унизительными канцелярские и дру-гие приказные обязанности. Присутственные места почти полностью были заполнены быв-шими семинаристами, детьми священников, вольноотпущенников, обедневших дворян. Это хорошо видно из биографий первых сослужив-цев А.Ф.Малиновского. Рядом с ним в Архи-ве работал бывший крепостной, получивший вольную за службу своего отца, - Иван Алек-сеевич Мерзлюкин; малороссийский дворянин, не имеющий крестьян, Лев Максимович Мак-симович; бывший ученик Московского универ-ситета, сын дворецкого секретаря Глеб Бори-сович Безобразов; мещанский сын Мартын Со-коловский; подьячий сын Иван Алексеев; обер-офицерский сын Никита Косырев* (* 11 РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 58, л. 383, 386-387, 394об..) Да и сами Алексей и Василий Малиновские писались в то время как дети протоиерея.

Все изменилось при Павле I. Строгая дис-циплина, постоянные учения, выправка, взы-скания и наказания, переходившие всякие пре-делы, заставили дворян избегать военной службы. Чтобы пресечь своеволие дворян, им-ператор запретил им начинать службу иначе, как в военном звании. Указ был подписан в Гатчине 5 октября 1799 г.* (*РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 75, л. 422.,) исключение было сделано только для Коллегии иностран-ных дел и подведомственного ей московского Архива. В Архив хлынула “золотая молодежь”, которой не надо было, как Алексею Малинов-скому, представлять в Коллегию свидетельст-во о своей родовитости.

Один из “архивных юношей”, Филипп Фи-липпович Вигель, в своих мемуарах живо рас-сказывает о времени, проведенном в архиве в начале

80-х годов XVIII столетия. Все юноши располагались тогда в трех комнатах под смотрением трех архивистов: отличавшегося чрезмерной строгостью Н.Н.Бантыш-Каменского, в противоположность ему с претензией “на светскую любезность” А.Ф.Малиновского и “боявшегося пикнуть” в присутствии высо-кородных подопечных секретаря Ивана Ждановского. “Таким образом, - пишет Ф.Ф.Ви-гель, обладавший умением давать точные, но не всегда доброжелательные характеристики своим современникам, - на столь малом пространстве можно было найти три разных формы правления: в первой комнате деспотизм со всеми его ужасами, во второй нечто конституционное, в третьей совершенное безначалие”* (* Вигель Ф.Ф. Воспоминание: В 3-х т. - М., 1864. - Т. 1. - С. 174. .)

Чтобы иметь представление, как жил Архив и какие работы выполнялись архивными юношами и их наставниками, возьмем один 1802 год, когда об Архиве уже говорили как о “рассаднике образованной молодежи”. Тогда продолжалась начатая еще в 1779 году Г.Ф.Миллером работа по составлению “Собрания всех российских древних и новых публичных трактатов, конвенций...” Вклад А.Ф.Малиновского в эту работу, судя по отчету в Коллегию, был значителен - к этому времени он сочинил “Историческое и дипломатическое собрание дел, происходивших между Россией и Крымом”, “О Посольском приказе и чиновниках Коллегии”, описал “Дела о сношениях между Россией и Шлезвиг-Голштинским герцогством”, Россией и азиатскими державами.

Н.Н.Бантыш-Каменский счел нужным добавить к отчету в коллегию, что его помощник, все эти огромные по масштабам работы выполнил, не используя “остающегося ему от исправления должности досуга”. Есть в этом документе и строки, касающиеся деятельности “архивных юношей”. До сих пор историки пользуются описями и алфавитами, созданными ими на рубеже XVIII и XIX столетий. В 1803 году в Архив придет собирать материал для своей “Истории государства Российского” Н.М.Карамзин и высоко оценит работу архивистов старшего поколения и их учеников.

Под наблюдением А.Ф.Малиновского юноши занимались переводами, из которых был составлен огромный том под заглавием “Дипломатические статьи из “Всеобщего Робинстонова словаря”; перев[едено] при Московском архиве служащими благородными юношами в 1802, 1803, 1804 и 1805 годах под надзиранием статского советника Алек[сея] Малиновского”* (* Ковалевский Е. Граф Блудов и его время. - СПб., 1866. - С. 20-21. "Дипломатические статьи ..."..)

Теперь по архивным документам стало из-вестно, какое громадное значение придавал, А.Ф.Малиновский воспитанию юношей, которые, как было сказано в одном из рапортов в коллегию, им “не только к полезному служению приготовлены, но некоторые и действи-тельно заступили уже значительные по части министерской должности” * (*АВПРИ, ф. Административные дела, IV-9, 1809 г., д. 6, л. 2..) Каждый год, по-лучая летний отпуск или уезжая в Петербург, А.Ф.Малиновский особенно беспокоился о работе молодых коллег, а в 1824 году, подводя итог своей многолетней деятельности, отметил, что, “посвятив себя единственно служению оте-чества”, всегда считал своей постоянной обя-занностью “приучать к статской службе моло-дых дворян” * (*АВПРИ, ф. Административные дела, III-19, 1824 г., д. 1, л. 1-1об. .)

Круг интересов Малиновского далеко выходил за рамки архивной службы. Будучи театралом он поручал молодым архивистам делать переводы на русский язык пьес бывших модными на театральных подмостках и написанных по обыкновению того времени на французском языке.

Как известно, в конце XVIII века сам А.Ф.Малиновский слыл в московском обществе видным дра-матургом и переводчиком французских и немецких пьес. Для Московского публичного театра (Петровского) он переводил, а затем издавал отдельными публикациями и включал в “Собрания некоторых театральных сочинений...” (М., 1790) пьесы популярных в России авторов Л.С.Мерсье, Бутье де Монвеля и А. Коцебу. С 80-х го-дов пьесы в его переводе при содействии Н. П. Шереметева ставились на сцене московского театра.

На титульных листах изданных пьес А.Ф.Малиновский, как правило, указывал дату премьеры и имена исполнителей, в числе которых постоянно присутствуют актеры В.П.Померанцев и М.С.Синявская, препо-дававшие драматическое искусство в театре Шереметева. Здесь и произошло их сближение с А.Ф.Малиновским, который, отдавая дань таланту актеров, посвятил им два стихотворе-ния, помещенных в одном издании с театраль-ными переводами.

Исполнителю главной роли в пьесе А.Коцебу “Бедность и благородство души”, премьера которой состоялась в Москве 21 января 1798 г., А.Ф.Малиновский посвятил следу-ющие строки:

“...Василию Петровичу Померанцеву, Мо-сковского публичного театра достопочтенному актеру, в знак истинного уважения к отличному таланту.

Для современников хвалить тех бесполезно,
Чей виден всем талант,
Чье имя всем любезно;
Но ту хвалу продлить,
Чтоб знали после нас,
Кто Померанцев был,
Велит мне правды глас.
М..."

А.Ф.Малиновский являлся и автором нескольких оригинальных пьес, в том числе сохранившегося в рукописи “Пролога по случаю сельского праздника в Ильинском”. Текст пьесы написан писарской рукой, с правками А.Ф.Малиновского и его пометами. К заглавию сделана приписка “по случаю”, и далее - “писано нечаянно для хозяина, представ-ленный (“Пролог...” - ) 1808 года июля 20 дня...”* (* ОПИ ГИМ, ф. 33, д. 34, л. 48-52..)

Одним из значительных произведений А.Ф.Малиновского являлось пьеса “Раздраженный муж, или Приезжие с Украины”. Это русская комедия, тяготеющая к реализму.

Фамилии персонажей служили дополнением к характеристике каждого действующего лица. Помещики - “Нелеповы”, обманщик-иноземец - “Подлен”. Автор широко использовал “Русские пословицы” И.Ф.Богдановича издания 1785 г. В пьесе был персонаж Еремеич, о котором один из героев говорит: “Это живой словарь пословиц”. Эти черты сближали пьесу А.Ф.Малиновского с коме-диями известного в ХVIII веке драматурга П.А.Плавильщикова. В роли Настасьи блистала знаменитая Е.С.Сандунова.

А.Ф.Малиновский был одним из первых историков театра; среди его черновиков со-хранилось большое количество подготовительных материалов и скопированных источников для создания фундаментального труда по этому вопросу, множество выписок из архивных документов о первых шагах русского театра в Москве. Например, выписка из мате-риалов Посольского приказа: “1702 г. января 23-го подьячий Посольского приказа Сергей Ляпунов и комедиант Иван Спловский посланы в Гданск для призыву осьми человек комедиантов...”; “Описание вновь строящегося после пожара Петровского те-атра: длина всего строения 50 сажен, поперек строения - 30 сажен, длина сцены 18 сажен, ширина сцены - 12 сажен, число лож 128, краски; вышина внутри театра - 12 сажен. Портал на площадь - из 8 колонн ионического ордена ко-ронуется большим фронтоном. А все здание коронуется большим аттиком, в коем сделано большое полуциркульное отверстие, в котором помещен Аполлон, везомый в колеснице”.

Как историка театра, А.Ф.Малиновского особенно привлекали предания, легенды и подлинные акты о старинных театральных действах, народных гуляниях, забавах. Вот описание одной из причуд Ивана Грозного, когда в 1571 году “в Нове-Городе и по всем городам брали на государя веселых людей, да медведей отлавливали, у кого были. Сент[ября] 21 поехал из Нова-Города к Москве Субота с скоморохами и медведями. При въезде 1570 года царя в Москву новою улицею, сде-ланной в 4 дни, для чего надлежало сломать множество домов, впереди ехало 3000 стрель-цов, за стрельцами шут на быке, а другой в золотой одежде”.

Большой книги о театре не получилось, но два очерка А.Ф.Мали-новским были все же опубликованы. Еще в 1790 году в “Собрание некоторых театральных сочинений...” (ч. 2) вошли его “Записки, принадлежащие к исто-рии российского театра”; они появились почти одновременно с его литературно-критическими статьями о театре в издаваемом Н.М.Карам-зиным “Московском журнале” (1791-1792). Очерк “Историческое известие о российском театре”, помещенный в журнале “Северный архив” (1822. № 21. С. 180-190), имеет подзаголовок “Из исторических записок А.М.” (т.е. Алексея Малиновского), тем самым уве-домляя читателя, что автор готовит работу о театре. А пока очерк знакомил с первыми театральными зрелищами. Так, малолетний Петр I смотрел духовные и светские комедии в Заиконоспасском монастыре, а царевна Софья Алексеевна со знатнейшими царедворцами игрывали у себя в комнатах; по преданию, царевна сама сочинила трагедию. Очень цен-но, что в свой небольшой очерк А.Ф.Малиновский сумел поместить и документы, извлеченные из архива. Так, из Посольского приказа, который ведал в XVII - начале XVIII века “комедиальными делами”, он взял “Описание комедий”, которые шли в Москве на Красной площади: “О крепости Грубетона, в ней же первая персона Александр, царь Македонский”, “Сципий Африканский, погубление королевы Софонисбы”, “О Баязете и Тамерлане” и т. д. Значительное место в очерке автор отводит первому русскому актеру Ф.Г.Волкову, который в 1759 году был приглашен в Москву. Учрежденный им театр состоял при Московском университете и находился на Красном пруду (сейчас Краснопрудная улица). “Знатоки легко приметили, - пишет А.Ф.Малиновский, - великие способности в Волкове и прочих его товарищах, несмотря на то, что игра их была только природная и искусством не украшенная”. В очерке упоми-наются и другие замечательные актеры - В.П.Померанцев, начавший играть в труппе Н.С.Титова в 1767 году, и И.А.Дмитревский, сумевший, по отзыву Малиновского, заменить чтение стихов нараспев хорошей декламацией, много сделавший для русского театра поэт А.П.Сумароков. Однако сколько исторических справок, документов, курьезных рассказов и просто бытовых сценок из театральной жизни России, собранных Малиновским, остаются пока неизвестными и ждут своего часа.

Увлечение Малиновского театром и околотеатральной богемой не могло заслонить от окружающих редкое качество Алексея Федоровича - бескорыстную доброту к бедствующим.

В 1801 году граф Н.П.Шереметев оставив А.Ф.Малиновского в должности управляющего домовой канцелярией поручил ему "смотрение" за начатым в 1794 году строительством Странноприимного дома.

Предварительно А.Ф.Малиновский осмотрел Голицынскую больницу, но она ему “не полю-билась”, как он писал в письме к графу 5 мая 1802 г., потому что “для жительства лека-рей и других смотрителей занято пространства немного менее половины главного корпуса, как будто не они для больных, а больные для них”. Он высказал предпочтение устройству “странноприимницы” богадельни на 100 че-ловек. В одном из корпусов предполагалось выделить большую залу для питания в ней обе-дами неимущих ежедневно до 50 человек; дру-гая комната предназначалась для больницы.

На следующий год по поручению графа А.Ф.Малиновский составил “Учреждение Странноприимного в Москве дома...” и его штат, которые были утверждены 21 апреля 1803 г. императором Александром I и напечатаны не только на русском, но и на немецком языках. Появилось много стихотворений, приветствующих это событие. Они долгое вре-мя хранились в библиотеке дочери А.Ф.Малиновского, где их разыскал историк больницы А.Т.Тарасенков. Мораль, звучавшая в записке А.Ф.Малиновского об учреждении дома, не утратила своего значения и в наши дни: “Во всех веках и у всех народов бедные люди, не имеющие способов к пропитанию, болезнями удрученные и от многочисленности семейств своих бедствующих, обращали на себя предусмотрительную внимательность государей и возбуждали сострадание избыточествующих граждан ..."

В 1803 году к работе был привлечен архитектор Джакомо Кваренги, перед которым стояла задача превратить уже наполовину построенный дом в памятник замечательной русской женщине - Прасковье Ковалевой-Жемчуговой - супруге Н.П.Шереметева.

Все годы строительства Алексей Федорович сам руководил работами, постоянно уточнял проекты дома, занимался устройством сада и огорода при больнице, заключал контракты и подряды, заготовлял строительные материалы, вел переговоры с художниками и скульптора-ми. Словом, как он писал о себе графу 23 мая 1804 г., “сам редкий день пропускаю о всем своими глазами удостовериться”. До-полнительно ему приходилось заниматься как управляющему и делами обширных имений Шереметева, в том числе крепостными школами в Кускове и Останкине. Отец А.Ф.Малиновского также помогал строительству, и не только советами: по поручению графа он вел переговоры с архитекторами, осматривал не раз стройку и строительные материалы, лечил и успокаивал больных. Однако в его письмах графу все чаще проскальзывает беспокойство за сына, который не бережет себя, “будучи болен, томит себя делом по ночам и, не давши оправиться после болезни, ходит на строение” (из письма 21 марта 1804 г.). Не имея опыта и хороших помощников, Алексей Федорович, однако, запустил канцелярские дела по вотчинному правлению и по Странноприимному дому, что отметил в 1806 году присланный из Петербурга ревизор. Наконец, в 1807 году и Ф.А.Малиновскому удалось уговорить графа освободить сына, занятого еще основной работой в архиве, от должности управляющего, оставив ему обязанности главного смотрителя Странноприимного дома.

Но не только строительство занимало вре-мя и мысли А.Ф.Малиновского. Еще дом не был открыт, а он пытался облегчить участь обращающихся к нему за помощью неимущих москвичей. Сразу после опубликования в газе-тах “Учреждения...” главному смотрителю стали поступать прошения об определении в богадельню и денежной помощи; многие просители до 1807 года были лично освидетельствованы А.Ф.Малиновским, о чем он докладывал Н.П.Шереметеву: “В течение трех лет многие бедные люди являлись ко мне с письменными и словесными просьбами о разных вспоможениях. Ни отказывать им, ни обнадеживать я права не имел, а записывал только для памяти имена их, а некоторых при удоб-ном случае освидетельствовал”. В Петербург в 1808 году он прислал графу “реестр по ал-фавиту прозвищ” с собственными замечания-ми против имени каждого. Сколько боли, страданий, одиночества прошло мимо А.Ф.Мали-новского! Просит Анна Римская-Корсакова, вдова, полковница; А.Ф.Малиновский отмечает: “Стара; была в плену у черкес и там лишилась имения и детей, оттуда искуплена”. Просит отставной титулярный советник Федор Рейлис, имеет жену и трех малолетних детей; А.Ф.Малиновский отмечает: “Негодный человек, под судом за утайку денег, но жена и малолетние дети возбуждают к соболезнованию”.

Были, видимо, просители, которым А.Ф.Малиновский и сам оказывал помощь. Так, “единовременного вспоможения” просил мальчик семи лет “Беляев Василий Николаев, сын действительного статского советника, внук знаменитого морехода англичанина Беринга” (факт новый в истории, мы почти ничего не знаем о потомках Беринга!). К его имени приписка: “Дитя мне известное, в котором по сиротству и неимуществу я интересуюсь. А.М.”.

Н.П.Шереметеву не пришлось быть сви-детелем открытия дома, которое было намечено на 23 февраля 1809 г. - день памяти Прасковьи Ивановны. В письме на имя А.Ф.Малиновского, писанном вскоре после отъезда последнего из Петербурга, граф жаловался на “слабые силы в здоровье”. Сильная простуда стала причиной его смерти 2 января 1809 г. Новым попечителем дома стал род-ственник графа В.С.Шереметев, которому А.Ф.Малиновский представил строительные отчеты за 1803-1810 годы и объявил “о готовности всего строения”. 28 марта 1810 г. со-стоялось первое заседание Совета, который занялся приготовлением дома к открытию; бы-ли также отпущены деньги на заведение аптеки и приобретение хирургических инструмен-тов. Из воздвиженского, останкинского, кусковского и других домов графа были приве-зены мебель, посуда, лампы, зеркала, фонари, ванны, бронза.

Открытию дома предшествовало также составленное А.Ф.Малиновским по завещанию Н.П.Шереметева распределение сумм на вклады в церкви и благотворительные дома. Помогли бедным, не попавшим за отсутствием мест в богадельню, невестам, родственникам “на пристойное погребение бедных”; из тюрем были выкуплены арестанты, сидевшие за мелкие долги.

Открытие Странноприимного дома при огромном стечении народа состоялось 28 июня 1810 г. Современники считали это событие выдающимся в московской жизни; о нем всюду говорили, писали восторженные стихотво-рения и статьи в газетах.

Вернемся однако ко времени появления в Московском архиве молодого поколения "архивных юношей".

Среди первого поколения были четыре брата Тургеневых. Тургеневы - семья замечательная; по словам академика М.В.Нечкиной, в ней так же, как в семьях Фонвизиных, Пассек, Бестужевых и других, “семена философского вольнодумства и политических сомнений были посеяны еще до по-явления на свет будущих декабристов в силу связей этих семей с “великой весной” последнего десятилетия XVIII в.”. Глава семьи - писатель и переводчик Иван Петрович Тургенев (1752-1807)* (* Нечкина М.В. Движение декабристов. - М., 1955. - Т. 1. - С. 97. ) был членом кружка Н.И.Новикова, за что был сослан в родовое имение Симбирской губернии. Павел I возвратил Тургенева в Москву и назначил директором Московского университета. Красивый особняк Тургеневых в Петроверигском переулке (д. 4) стал центром культурной жизни Москвы. Здесь бывали М.М.Херасков, Н.М.Карамзин, И.И.Дмитриев, И.В.Лопухин, М.И.Нев-зоров. Дружеские связи отца захватывали и молодое поколение; несомненно, что общение с талантливыми русскими писателями влияло на литературные интересы молодых Тургеневых и их друзей.

В 1801 году они решили основать “Дружеское литературное общество”; в него вошли воспитанники Московского университета и Благородного пансиона: В.А.Жуковский, А.Ф.Мерзляков, В.Л.Пушкин, С.Е.Родзянко, младшие Тургеневы - Александр и Николай. Вдохновителем и руководителем общества во всех его литературных начинаниях был Андрей Тургенев.

А.С.Пушкин не знал старшего из братьев, рано умершего талантливого поэта и переводчика Андрея Тургенева (1781-1803), но не-сомненно слышал о нем от его соученика В.А.Жуковского и братьев Александра и Николая. Андрей Иванович Тургенев был стра-стным пропагандистом в России немецкой и английской литературы. Гете, Шиллер, Шекспир - к этим именам он обращался постоянно на протяжении своей короткой, но яркой творческой жизни. Любопытно, что Ф.Ф.Вигель, давая, как мы уже отмечали, не очень лестные характеристики своим товарищам, писал, что Андрей Тургенев “украшал собою молодое наше архивное сословие... Со всею скромностью великих достоинств стоял тогда на распутии всех дорог, ведущих к славе”.

Сейчас обнаружены новые документы о малоизученном периоде жизни Андрея Тургенева. Составленный 2 августа 1798 г. фор-мулярный лист уточняет дату его поступления в архив и свидетельствует, что “титулярный юнкер Андрей Иванов сын Тургенев употреб-ляется при переводах и при сочинении экстрактов из рескриптов министрам и из их реляций”* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 74, л. 582об., д. 75, л. 99..) В документах 1800 года Андрей Тургенев записан уже как переводчик: об этом говорит и его запись на книге М.Панкевича “Слово об отличительных свойствах, источни-ках и средствах просвещения” (М., 1809), по-даренной им в Архив: “От переводчика Андрея Тургенева в архивскую библиотеку”.

Документы подтверждают мнение современников о блестящих способностях Андрея Тургенева. Так, 7 ноября 1802 г. Архив доносит в Коллегию: “Для поощрения служащего без жалованья благородного юношества в награду за отличность знаний, трудов и поведений особенно рекомендуя Государственной коллегии... переводчиков: Александра и Константина Булгаковых, князь Григорья Гагари-на и Андрея Тургенева (из коих последний, хотя и нескольких моложе по службе, но до-стоинствами своими превышает старшинство), осмеливается Архив представить о награжде-нии их чинами” * (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 76, л. 483. ).

В 1802 году Андрей Тургенев переводится в Петербург, в Коллегию иностранных дел. Летом 1803 года он тяжело заболел и, вдали от родных и друзей, умер в Петербурге. Смерть Андрея Тургенева поразила всех его знавших. В лирическом вступлении к своей повести “Вадим Новгородский”, относящейся к 1803 году, В.А.Жуковский именем умершего товарища клянется “быть другом добродетели”. Перечитывая поэтическое наследие “Дружеского литературного общества”, В.К.Кюхельбекер запишет в своем дневнике: “Несчастна Россия насчет людей с талантом: этот юноша, который в Благородном пансионе был счастливым соперником Жуковского и, вероятно, превзошел бы его, - умер, не достигнув и двадцати лет”.

Второй сын И.П.Тургенева Николай (1789-1871), воспитанник Московского и Геттингенского университетов, служил в Архиве в 1803-1807 годах, но и в дальнейшем не потерял с ним связи. 20 октября 1816 г. А.Ф.Малиновский писал А.И.Тургеневу: “...подновленное знакомство с любезным братцем Вашим Николаем Ивановичем также считаю приобретением для себя и всегда буду дорожить признанием Вашим и семейства Вашего, как потомственным от отца моего наследием” * (* ОПИ ГИМ, ф. 247, 1816 г., д. 1.) .

Знакомство, о котором идет речь в письме, возобновилось при обращении Николая Турге-нева к архивным документам в связи с работой над интереснейшим экономическим иссле-дованием, положившим начало русской финансовой науке. Книга Н.И.Тургенева “Опыт теории налогов” вышла в 1818 году и имела успех, небывалый для таких серьезных сочи-нений. К концу года книга была распродана и вскоре вышла вторым изданием. “Сочинитель, принимая на себя все издержки печатания сей книги, представляет деньги, которые будут выручаться за продажу оной, в пользу содержащихся в тюрьме крестьян за недоимки в пла-теже налогов”, - эти слова открывают труд Николая Тургенева. В своей работе Тургенев порицает рабство и решительно осуждает крепостнические принципы, проводимые в налоговой политике, особенно сословные налоговые привилегии дворянства. Можно без преувеличения сказать, что после радищевского “Путешествия из Петербурга в Москву” в русской печати не было столь смелого выступления против крепостничества.

...Царская картечь разметала каре мятежников на Сенатской площади. В тот день - 14 декабря 1825 г. в их рядах не было Николая Тургенева, члена Союза благоденствия. Его судили заочно: Верховный уголовный суд России определил, что действительный статс-кий советник Тургенев, по многим показаниям 24 соучастников, был деятельным членом тайного общества, “участвовал в 1820 году в совещаниях Коренной думы, где принято было целью введение республики, причем он подал голос о выборе президента, без дальних толков...” Суд вынес Н.И.Тургеневу смертный приговор; Николай I заменил его пожизненной каторгой с лишением чинов и дворянства, книга “Опыт теории налогов” была приговорена к уничтожению. Чудом сохранившийся экземпляр с дарственной надписью автора был обнаружен в библиотеке ЦГАДА. Рискуя карьерой и благополучием, его сохранили ар-хивисты прошлых лет для потомства.

Третий сын И.П.Тургенева Александр Иванович (1784-1845), получивший такое же образование, как и его старшие братья, и начавший служебную деятельность также в Мо-сковском архиве, был видным общественным деятелем, археографом и литератором.

В январе 1815 г. А.И.Тургенев присутствовал на публичном экзамене лицеистов и слышал, как А.С.Пушкин читал в присутствии Г.Р.Державина “Воспоминания в Царском Селе”. В те годы он встречался с молодым поэтом в доме Карамзина в Царском Селе, в кругу арзамасцев. Поселившись в Петербурге по окончании лицея, А.С.Пушкин стал посещать квартиру братьев Тургеневых на Фонтанке.

В 1824 году А.И.Тургенев был отставлен от службы и летом 1825 года уехал за границу. После осуждения брата Н.И.Тургенева скитался по Европе, встречался с крупнейшими деятелями культуры, много работал в архивах, проведя обширные изыскания по русской истории.

Он не стал профессиональным историком, но наблюдения, рассказы и собранные им в архивах Европы бесчисленные материалы о России до сих пор служат подспорьем для историков. Ему не раз приходилось обращаться и к русским архивам. Весной 1837 года, вернувшись из Франции, он посетил Коллежский архив и, по его словам, был принят А.Ф.Малиновским “как старый знакомец и сослуживец весьма благосклонно ” * (* Русский архив. - 1882. - № 5. - С. 113.. ) В Архиве А.И.Тургеневу понадобился реестр дел французского двора, составленный еще Н.Н.Бантыш-Каменским и дополненный “ученическими руками” юных архивистов, среди которых был и он сам - Александр Тургенев.

В том же 1837 году А.И.Тургенев сопро-вождал в Святогорский монастырь тело уби-того А.С.Пушкина.

В одно время со старшими Тургеневыми служил в Архиве Дмитрий Николаевич Блудов (1785-1864); молодых архивистов сближало пристрастие к русской словесности. Пройдет два десятилетия, и Д.Н.Блудов вме-сте с другими членами Верховной следственной комиссии по делу декабристов приговорит брата своих друзей к смертной казни.

Д.Н.Блудов был зачислен в Архив 5 июля 1802 г. юнкером, и через десять дней приведен к присяге “в церкви Троицкой, что на Хохловке”. Тогда же в Архиве был составлен его “формулярный список”, которым пятнад-цатилетний юнкер засвидетельствовал, что он, сын “покойного прапорщика Николая Яковле-ва сына Блудова... обучась на собственном своем содержании французскому, немецкому и итальянскому языкам, истории, географии, математике и прочим наукам, определен Госу-дарственной Коллегии иностранных дел в Мо-сковский архив юнкером”* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 76, л. 303-308. . )

Д.Н.Блудов рано лишился отца и в годы службы в Архиве жил со своей матерью на Ружейной улице, близ Смоленского рынка. Рядом находился дом фельдмаршала М.Ф.Каменского, по протекции которого он и попал на службу в Архив. Среди своих коллег молодой Блудов отличался необыкновенными способностями к иностранным языкам; его первым трудом в Архиве явилась статья “О союзах, заключенных между государствами”, написанная под наблюдением А.Ф.Малинов-ского и вошедшая в юношеский сборник переводов.

Биограф Д.Н.Блудова приводит любопыт-ный случай, происшедший с графом во время службы в Архиве. Дмитрий Николаевич про-исходил из обедневшего дворянского рода, по-этому, когда по Архиву пронесся слух, будто император Павел, узнав о чрезмерном штате Архива, решил некоторых чиновников разместить по полкам, Екатерина Ермолаевна Блу-дова решила, что увольнение коснется прежде всего ее сына. Она бросилась искать покрови-тельства у своего родственника Наумова, дру-га Н.Н.Бантыш-Каменского, обратившись к нему со следующими словами: “А сын мой, кроме слез бедной своей матери, никого не имеет. Если она от горести и дух свой испу-стит у крыльца Николая Николаевича (Бантыш-Каменский), кто воззрит на умирающую вдову и подвигнут будет к сожале-нию?” * (*Ковалевский Е. Указ.соч. - С. 20. ) Слухи не подтвердились, и Д.Н.Блу-дов служил в Архиве еще несколько лет, после чего был переведен в Коллегию иностран-ных дел в Петербург.

Племянник поэта Г.Р.Державина и двою-родный брат драматурга В.А.Озерова, Д.Н.Блудов с детства был близок к литературным кругам и явился одним из учредителей общества “Арзамас”, получившего свое название по его сатирическому сочинению “Видение в Арзамасе”. Занимая в дальнейшем высокие посты (с 1826 года товарищ министра народного просвещения, с 1832-го - министр внутренних дел), Д.Н.Блудов всегда прояв-лял живой интерес к архивам.

В 1827 году по поручению Николая I он отбирал на особое хранение документы по истории царской фамилии и истории освободитель-ного движения, которые вошли затем в Секретный архив Министерства иностранных дел. В апреле 1830 г. Д.Н.Блудов, просматривая архивы Военного министерства, обнаружил там “Дело пугачевское и Дело о моровой язве и бунте в Москве”, находившиеся ранее среди бумаг Екатерины II.

Начало 1830-х годов - период наиболее частых встреч Пушкина с Блудовым, что было связано с занятиями поэта историей Петра I.

В своем труде “Материалы для биографии А.С.Пушкина” (Спб., 1855) П.В.Ан-ненков писал, что поэт “с зимы 1832 г. стал посвящать свое время работе в архивах, куда доступ ему был открыт еще в прошлом году. Из квартиры своей в Морской (дом Жадимеровского) отправлялся он каждый день в раз-ные ведомства, предоставленные ему для ис-следований”. Перечислив с большой точностью различные архивы, материалами которых пользовался Пушкин, П.В.Анненков замечает: “...с сокровищами Государственного архи-ва он познакомился под руководством и на-блюдением” графа Блудова* (* Ковалевский Е. Указ.соч. - С. 218..) В 1832 году, разбирая под его контролем, а также при по-мощи К.С.Сербиновича в Секретном архиве документы петровского времени, и в частности труднейшие для прочтения автографы Петра I, Пушкин приобрел некоторый опыт работы с архивными документами.

Д.Н.Блудов не был лишен литературного таланта. На основе архивных документов им были написаны интересные исторические очерки: “Суд над графом Девиером и его соучастниками”, “О самозванцах, являвшихся при Екатерине II в Воронежской губернии”, “Заговор и казнь Мировича” - о попытке подпо-ручика Смоленского пехотного полка В.Я.Ми-ровича спасти из Шлиссельбургской крепости принца Иоанна Антоновича.

Д.Н.Блудов впервые оценил “Дневные записки князя Меншикова” как яркий истори-ческий источник первой четверти XVIII в. Любимец Петра I Александр Данилович Меншиков управлял Петербургом, вел важные дипломатические переговоры, участвовал в из-дании книг, приглашал в Россию живописцев. По мнению Д.Н.Блудова, “сии записки (ко-торые также до сих пор не опубликованы. - С.Д.) и все подобные оным старыя рукописи и остатки рукописей доставляют нам новое средство удостовериться в точности эпохи, а иногда и обстоятельств и самого свойства со-бытий, о коих нередко историки и самые сов-ременники, не бывшие их очевидцами, расска-зывают превратно, негласно с истиною”* (* Фейнберг И.Л. Незавершенные работы Пушкина. - М. 1976. - С. 107..)

Д.Н.Блудов был близок к Н.М.Карамзину, по завещанию историографа им издан XII, посмертный том “Истории государства Российского” со всеми нужными ссылками и выпи-сками, которые не успел сделать Н.М.Карам-зин. К этому времени относится переписка А.Ф.Малиновского с Д.Н.Блудовым о воз-вращении в Архив взятых историографом книг.

7 мая 1829 г. Д. Н. Блудов писал управ-ляющему Архивом: “Милостивый государь Алексей Федорович! Исполнив данное мне не-забвенным историографом нашим поручение быть издателем XII тома “Истории государства Российского”, спешу возвратить Вашему превосходительству полученные мною от Вас в прошедшем 1827 году рукописные книги: Разрядную времен царя Василия Иоанновича Шуйского, с приложением Выписки из подлинных разрядов и №№ 27, 28, 29, 30 - польских дел”. Далее в письме Д.Н.Блудов выражает историку “благодарность за сообщения сия любопытных и драгоценных манускриптов” и уведомляет, что отправляет ему “вместе и оставшиеся у покойного Николая Михайловича шведские дела № 8 и 9 и польские № 26, принадлежащие Московскому архиву иностранных дел”.

28 мая 1829 г. А.Ф.Малиновский на-помнил Д.Н.Блудову “о возвращении и других дел, которые доставлены были из архива незабвенному историографу для последних двух частей “Истории государства Российско-го”. К письму был приложен реестр не возвращенных в Архив польских и кабардинских дел.

Уточнение в переписку внес Д.В.Дашков, также прослуживший под началом А.Ф.Ма-линовского девять лет, а затем поступивший под начальство И.И.Дмитриева, назначенно-го министром юстиции; с середины 1810-х г. Дашков перешел на службу в Министерство иностранных дел. Д.Н.Блудов был близок с ним еще со времен архивной службы. “Из письма покойного историографа, - писал Д.В.Дашков А.Ф.Малиновскому 11 июня 1829 г. из Санкт-Петербурга, - от 22-го апреля 1826 г. видно, что, отправляя в Архив большую "часть бумаг и книг, он удержал у себя только немногие нужные для окончания последнего тома... Я буду просить Екатерину Андреевну Карамзину о позволении занимавшемуся при Дмитрии Николаевиче изданием XII тома коллежскому асессору Сербиновичу пересмотреть еще однажды все ящики с книгами покойного Николай Михайловича. И если помянутые дела там найдутся, то будут немедленно доставлены к Вашему превосходительству”* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 105, л. 767, 869, 1002..) Эти неопубликованные документы раскрывают последние страницы завершения работы над замечательной “Историей государства Российского”, в которой принимали участие и помогали Н.М.Карамзину его друзья, прошедшие школу архивного дела.

К старшему поколению архивистов можно причислить и Матвея Матвеевича Сонцова (1779-1847), человека, близкого к Пушкину и знавшего его с детства (он был мужем родной тетки поэта по отцу Елизаветы Львовны).

М.М.Сонцов был близок к литературным кругам; современники отмечали любезность, мастерские рассказы Матвея Матвеевича, которыми он умел оживлять “семейный круг”. Из архивных документов становятся известны новые факты его почти не исследованной биографии.

Сын богатого помещика, владевшего в Рязанской, Тульской и Тамбовской губерниях 1600 крепостными, он получил прекрасное домашнее образование и мечтал о военной карьере. 21 апреля 1787 г. он был зачислен в конный полк вахмистром, довольно быстро получил звание корнета, но неожиданно в числе неугодных императору Павлу I был исключен из военной службы. Некоторое время он служил в Герольдии губернским секретарем, а затем прекрасное знание языков помогло ему поступить на службу в Коллегию иностранных дел. Это произошло 13 октября 1801 г. Через два месяца по его собственному желанию он был переведен в Москву, в Коллежский архив. М.М.Сонцов без жалования и без повышения прослужил в Архиве более трёх лет. 11 августа 1802 г. Н.Н.Бантыш-Каменский отправил в Петербург прошение М.М.Сонцова о зачислении на службу, сопроводя его следующей рекомендацией: “Архив ... считает себя обязанным отдать со своей стороны справедливость достаточным занятиям просителя, рачению его к службе и примерному поведению, и представить Государственной коллегии о нем, как о достойнейшем к награждению чином переводчика”"* (* РГАДА, кн. 77, л. 844; кн. 78, л. 524-525об. .)

В дальнейшем М.М.Сонцову как непременному члену Оружейной палаты пришлось вместе с А.Ф.Малиновским участвовать в описании уникальных памятников одного из первых русских музеев.

Во время своих приездов в Москву А.С.Пушкин постоянно встречался с семьей своей тетки. Известно, что в мае 1830 г., будучи женихом, Пушкин познакомил семью Сонцовых с Н.Н.Гончаровой.

В 1801 году в Архиве появились, по словам их сослуживца Ф.Ф.Вигеля, и “два красавца, лет двадцати, сыновья знаменитого и чиновного человека, неоднократно прославившегося в походах Якова Ивановича Булгакова. Перед всеми своими сослуживцами братья брали первенство как в архиве, так и в обществе. Они родились в Константинополе от чужестранной матери и носили на себе отпечаток Востока”.

Поразительно похожи составленные при поступлении в Архив формулярные списки Булгаковых. Братья-погодки Александр (1781-1863) и Константин (1782-1835) Булгаковы вместе обучались в училище Святого Петра в Петербурге, с 1789 года числились на военной службе в лейб-гвардейском Преобра-женском полку. В 1796 году “по знанию французского, немецкого языков, истории, географии” Булгаковы были определены в Коллегию иностранных дел, а затем в Московский архив (9 июня 1798 г.). В библиотеку архи-ва вновь поступившие молодые люди подари-ли переведенные их отцом 27 томов книги Жозефа де Ла Порта “Всемирный путешествователь”"* (* РГАДА, д. 75, л. 275, 347-352, 676об..)

В дальнейшем жизненные пути братьев все-таки разошлись. Младший, Константин, стал видным дипломатом, а затем директором Петербургского почтового департамента. Старший брат Александр, служивший после 1802 года по дипломатической части, в 1809 го-ду в связи с болезнью отца вернулся в Москву и снова был причислен к Архиву.

Таким образом, братья оказались в разных городах и узнавали друг о друге из писем. Сохранившаяся и опубликованная в конце XIX в. в “Русской старине” их переписка касается кроме семейных дел всех важнейших событий, происходивших в начале века в Петербурге и Москве и, в частности, что особенно ценно, в Коллежском архиве.

Издатель журнала П.И.Бартенев, публи-куя эту, по его словам, бытовую хронику, пред-ставил братьев Булгаковых как “наиболее образованных тогдашних людей”, в чьих письмах “сохранились теплота впечатлений и минувшая жизнь отразилась наглядно”* (* Русский архив. - 1901. - № 1. - С. 46.). Булга-ковы прежде всего - близкие знакомые семьи Пушкиных: из письма 31 октября 1811 г. Александра известно, что дом Булгаковых в Немецкой слободе нанял Сергей Львович Пушкин* (* Там же, - 1900. - № 4. - С. 517.; ) в 1831 году в Петербург пришло от него известие: “Сегодня свадьба Пушкина на-конец. С его стороны посажеными Вяземский и гр. Потемкина, а со стороны невесты Ив. Ал. Нарышкин и А. П. Малиновская” * (* Там же, - 1902. - № 1. - С. 53.. )

Архив постоянно присутствует в переписке Булгаковых. Нужно признать, что отношение к архивному делу у братьев было разное. Сделавший уже карьеру дипломата, прикомандированный к русской миссии в Вене, младший Булгаков был озабочен карьерой брата, так как считал, что служба в Архиве не принесет быстрого успеха.

“Я совершенно с батюшкой согласен, - писал Константин Булгаков Александру 10 февраля 1809 г. из Вены, - что службу покидать не надобно, но не вижу, чтобы в архиве для тебя была малейшая польза служить. Занимавшись важнейшими делами, мудрено посвятить себя развертыванию столбцов. Неужели не найдется в Москве места выгодней-шего?” * (*Там же, - 1902. - №. 7. - С. 617..)

Место вскоре нашлось, и Александр Булгаков, не увольняясь из Коллегии, был прикомандирован к канцелярии главнокомандующего Москвы Ф.В.Ростопчина. А тот, кто так скептически отнесся к занятиям в Архиве, в дальнейшем должен был воспользоваться его богатейшими материалами для своих сочинений о Турции.

Интерес к этой теме у Булгаковых не был случаен: в этой стране, как уже говорилось, братья родились, здесь разделили со своим отцом заключение в Едикуле (Семибашенном замке) в Константинополе. В 1807 году Кон-стантин Булгаков сопровождал вице-адмирала Д.Н.Сенявина во время его плавания в Средиземном море и в день битвы с турецким флотом при Афонской горе “находился в огне”, за что был награжден орденом.

В 1821 году Константин Булгаков получил из Москвы от А.Ф.Малиновского подробное описание дел Турецкого двора; поэтому поводу Александр писал брату, что “бедный [Малиновский] глаза потерял от этой выписки... Ежели составятся такие же выписки прочим дворам, как и

Турецкому, то будем иметь прекрасный исторический и дипломатический документ, делающий честь нашему архиву...” И далее автор письма отдает должное многосторонней деятельности А.Ф.Малиновского: “Надобно признаться, что он трудолюбив: имея Сенат, больницу (т. е. Шереметевский Странноприимный дом, где А.Ф.Малиновский и жил, согласно комментарию П.И.Бартенева. - С.Д.), грамоты Румянцевские, успевает еще делать полезные выписки”* (*Русский архив. - 1901. - № 2. - С. 313..)

К обзору Турецких дел А.Ф.Малиновский составил указатель - “алфавит, - поясняет А.Я.Булгаков, - как во “Всемирном путешественнике”...” Отдает он должное деятельности А.Ф.Малиновского и по реставрации старых палат дьяка Украинцева (где помещался Архив в то время), несмотря на небольшую сум-му (40000 руб.), отпущенную Коллегией. “Наш архив всегда отличался порядком, - писал 27 июня 1822 г. Александр Булгаков брату. -Внутри все заново: двери, полы, рамы - все хорошо расписано. В библиотеке шкафы новые, красного дерева; везде вкус и опрятность. Лестницу узнать нельзя: сделалась пре-красна, и все это мастерил Азанчевский - молодой человек, тут же в архиве служащий. Будешь в Москве, то узнаешь разве один толь-ко глобус, стоящий над крыльцом, а то все ново. Хорошо сделали; что сохранили дому старинную его наружность” * (* Там же, - 1901. - № 3. - С. 467..)

В 1827 году Александр Яковлевич сообщает брату о смерти служившего в Архиве Дмит-рия Владимировича Веневитинова, четвероюродного брата А.С.Пушкина. Знакомство поэтов, начавшееся еще в детстве, возобнови-лось в сентябре 1826 г. в Москве через С.А.Соболевского, также служившего в Архиве * (*РГАДА, ф. 180, оп. 1, кн. 100, л. 388, 390, 495, 505..) Д.В.Веневитинов был душою фило-софского кружка “любомудров”, к которому принадлежали В.Ф.Одоевский, А.И.Кошелев, И.В.Киреевский, Н.М.Рожалин. А.С.Пушкин ценил и Веневитинова, и его друзей и согласился принять самое деятельное участие в организуемом ими журнале, который было решено назвать “Московский вестник”.

Ценил молодого сотрудника Архива и А.Ф.Малиновский. “Вчера был у нас Малиновский и сидел более часу. Очень и он, и все жалеют о преждевременной кончине бедного Веневитинова. Прекрасный был молодой чело-век... Все архивские товарищи, любившие по-койного, плачут, как о брате”, - читаем в письме А. Я. Булгакова от 23 марта 1827 г.* (* Русский архив. - 1901. - № 9. - С. 26..) Александр Булгаков, как никто другой из ар-хивных юношей, долгое время был связан с Архивом и по своей служебной деятельности и прочными связями с коллегами - архивными юношами первого и второго поколения * (*РГАДА, ф. 180, оп. 1, кн. 75, л. 258..)

В переписке братьев Булгаковых промелькнуло имя Павла Матвеевича Азанчевского (1789-1866), библиотекаря московского Архи-ва. Интересно, что П.М.Азанчевский был в числе архивных служащих, приглашенных на свадьбу А.С.Пушкина, выполнял роль “по-ручителя за невесту” Н.Н.Гончарову при вен-чании. Факты его биографии почти неизвестны, а между тем архивные документы расска-зывают, что происходил И.А.Азанчевский из обедневшей дворянской семьи (его отец Матвей Антонович назывался Азначеев и крепостных за собой не имел). В Коллегию юноша был определен 4 января 1805 г. “по знанию немецкого и французского языков и разных наук”. В грозные годы Отечественной войны он был по своей просьбе отпущен в Московское военное ополчение, где состоял в 6-м пехотном полку полковым адъютантом. “И по увольне-нии его и усердии в исполнении разных препоручений и о бытии его в сражении

26 августа против французов за Можайском при Бородине явился в архив 1813 августа 5; получил серебряную медаль за участие в военных действиях против неприятеля”* (* РГАДА, ф. 180, кн. 94, л. 108-110; кн. 195, л. 360об. ,) - записано в документах канцелярии Архива.

Занимаясь пополнением книгохранилища Посольского приказа, П.М.Азанчевский вместе с А.Ф.Малиновским много сил приложили к тому, чтобы библиотека МГАМИД стала уникальным собранием редких книг и древнейших рукописей и получала в дар ценнейшие коллекции.

Заканчивая рассказ о юношах, поступивших в Архив на рубеже двух столетий, нельзя не упомянуть еще раз Ф.Ф.Вигеля. В Архиве он сблизился с Д.Н.Блудовым, Д.В.Даш-ковым и братьями Тургеневыми. В “Записках” Ф.Ф.Вигеля есть и воспоминания о А.С.Пушкине. Они познакомились вскоре после окончания Пушкиным лицея; оба были членами литературного общества “Арзамас”. Несомненно, что Ф.Ф.Вигель, так верно подметивший различные типы юношей, служивших в Архиве, мог поведать о них А.С.Пушкину во время их встреч.

Из старшего поколения архивистов А.С.Пушкин был знаком также с Иваном Алексеевичем Мусиным-Пушкиным (1783-1836), участником Отечественной войны, слу-жившим в Архиве с 1799 по 1804 год * (* Там же, кн. 75, л. 100..)

В “Современнике” А.С.Пушкина сотруд-ничал князь Петр Борисович Козловский (1783-1840), начавший свою карьеру дипломата также в Коллежском архиве в 1799 году * (* Там же, кн. 77, л. 56, 59, 75..) Два года (1807-1808) служил в Архиве Дмитрий Петрович Северин (1792-1865), встречавшийся с А.С.Пушкиным в петербургских литературных кругах и в Одессе* (* Там же, кн. 83, л. 579-580; кн. 84, л. 492-493.) . С 1801 по 1806 год значится в списках Архива имя князя Александра Яковлевича Лобанова-Ростовского* (* Там же, кн. 77, л. 678; кн. 82, л. 97-98.,) также хорошо знавшего поэта и предполагавшего издать сборник его стихотворений в Париже. Павел Петрович Свиньин (1787-1839) был рекомендован в Архив в 1805 году князем Адамом Чарторыйским * (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, кн. 81, л. 201-204; кн. 82, л. 120-121.) и на всю жизнь сохранил любовь к оте-чественным реликвиям, став в дальнейшем известным коллекционером древностей. П.П.Свиньин сохранил на долгие годы дружбу с А.Ф.Малиновским, опубликовав в своем журнале “Отечественные записки” многие его исторические сочинения; в этом же журнале были опубликованы хвалебные отзывы о “Евгении Онегине” А.С.Пушкина.

Наступило время рассказать о замеча-тельном ученике А.Ф.Малиновского, выдаю-щемся археографе и профессиональном архивисте Павле Михайловиче Строеве (1796-1876), пришедшем в Архив в 1816 году.

П.М.Строев родился в Москве в 1796 году; по обычаю того времени девяти лет он был записан в Московское губернское правление губернским регистратором.

Вместе с братом Александром Павел Строев обучался в частном пансионе Виллера, а затем в Московском университете. Еще будучи студентом, в 1813 году он представил в цензуру “Краткую российскую историю в пользу юношества”, посвященную Обществу истории и древностей российских. В 1812 году во время нашествия французов семья Строевых уехала в Рязань, где они прожили до 1813 года. В этот год П.М.Строев был переведен из Московского губернского правления в Московское губернское соляное комиссионерство, а в 1814 году рекомендован графу Н.П.Румянцеву. В 1815 году по предложению Румянцева Строев становится главным смотрителем Комиссии печатания грамот и договоров; в течение четырех последующих лет по заданию Румянцева он предпринимает обследование и описание библиотек подмосковных монастырей и издает часть найденных в них памятни-ков: Софийскую Новгородскую летопись и Судебники 1497 и 1550 гг., последняя публикация подготовлена им совместно с К.Ф.Калайдовичем.

14 августа 1816 г. в Иностранной колле-гии слушалось дело о “принятии в ведомство сей Коллегии с причислением к оному архиву губернского секретаря из дворян Павла Строева, представившего о учении своем уни-верситетский аттестат”* (* РГАДА, кн. 92, л. 299, 301-301об.). По случаю зачисления Строева в Архив А.Ф.Малиновский, уже сумевший оценить способности молодого сотрудника, послал ему поздравление: “Любите меня и будьте такой усердный к службе всегда, как теперь; а что только зависит от меня, я рад и готов к удовольствию Вашему сделать”* (* Барсуков Н. Жизнь и труды П.М.Строева. - СПб., 1879. - С. 19.) .

Определившись в Архив, П.М.Строев, по справедливому замечанию ученого И.И.Срезневского, вступил на “тернистый, менее видный, но более полезный путь исследований, отысканий и разработки памятников и остался на нем навсегда” * (* Записки истории Академии Наук. - Т. 6 - № 1. - С. 113.) . Впереди на десятилетие предстояла совместная работа двух историков по организации археографических экспедиций для спасения памятников русской культуры...

Что касается учеников и молодых коллег А.Ф.Малиновского, работавших с ним в Архиве в 20-30-е годы XIX в., то все они были друзьями или близкими знакомыми А.С.Пуш-кина. Возвращение А.С.Пушкина в Москву из Михайловской ссылки в сентябре 1826 г. было воспринято современниками как важнейшее событие в жизни общества. В первые недели, проведенные в Москве, Пушкин с радостью встречался с родными, друзьями и зна-комыми. Сергей Александрович Соболевский (1803-1870), с которым поэт увиделся в первый же день своего приезда, принадлежал к числу его давних приятелей. Через брата Пушкин познакомился с ним в 1818 году, но ближе сошлись они по приезде Пушкина в Москву в 1826 году.

С.А.Соболевский получил хорошее домашнее воспитание и в 1817 году был определен в Благородный пансион при Главном педагогическом институте в Петербурге, где учился в одном классе со Львом Пушкиным. В 1821 году С.А.Соболевский был выпущен из пансиона и сразу подал прошение в Иностранную коллегию о зачислении его в Московский архив.

Однако решение Коллегии задерживалось, и тогда С.А.Соболевский второе прошение, минуя Коллегию, подал в Архив А.Ф.Малиновскому: “Сентября 12-го дня минувшего 1821 года, - писал он, - послал я чрез Санкт-Петербургскую почту в Государственную коллегию иностранных дел прошение о принятии меня в службу оной Коллегии и приложил в подлинниках два аттестата, данных мне от Могилевского губернского предводителя на дворянское происхождение и из правления Благородного пансиона Санкт-Петербургского университета на изучение мною предписанных там наук, также свидетельство из онаго ж пансиона на чин двенадцатого класса. А как более шести месяцев не воспоследовало на просьбу мою решение, то осталось в неизвестности...”

Здесь следует напомнить о происхождении С.А.Соболевского, который был побочным сыном знатного вельможи А.Н.Соймонова и вдовы А.И.Лобковой, внучки оберкоменданта Петербурга С.Л.Игнатьева. Судьбы свои родители его так и не соединили, хотя и прожили многие годы на одной улице в Москве - Малой Дмитровке. Они выбрали своему сыну польский герб (слепой ворон) и купили дворянское звание (отсюда упомянутое в прошении С.А.Соболевского свидетельство на дворянское звание, полученное им из Могилева).

Прошение С.А.Соболевского было приня-то 24 апреля 1822 г. с резолюцией А.Ф.Малиновского - испытать его в знании иностранных языков. 27 апреля Архив засвидетель-ствовал Иностранной коллегии, что С.А.Соболевский оказался “довольно сведущим в греческом, латинском, французском, немецком, английском, италианском и испанском” и передал об “усердном его желании вступить в службу”. 5 июля 1822 г. в связи с зачисле-нием в Архив С.А.Соболевский был приведен к присяге* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, кн. 98, л. 343-343об, 594-595..)

Служба в Архиве способствовала сближению Соболевского с Д.В.Веневитиновым, братьями Киреевскими, В.П.Титовым, принадлежавшими к литературному кружку “архивных юношей”, о которых упоминает в своих записках один из них - А.И.Кошелев: “Архив прослыл сборищем “блестящей” московской молодежи, и звание “архивного юноши” сделалось, весьма почетным, так что впоследствии мы даже попали в стихи начинавшего тогда входить в большую славу А.С.Пушкина”.

О том, что выражение “архивные юноши” придумано С.А.Соболевским, свидетельствует сам поэт в черновом варианте “Опровержения на критики”: “А (шутка) неправильное выражение Архивны юноши принадлежит не мне, а приятелю моему Соболевскому”* (* Пушкин А.С. Полное собрание сочинений.: В 17 т. - М.; л. 149. - Т. 11. - С. 392. .)

Блестяще образованный, наделенный пора-зительной памятью и острым умом, С.А.Со-болевский, по свидетельству современников, вел рассеянный образ жизни, службой пренебрегал и в Архиве только числился. А.Я.Булгаков сообщал брату в Петербург 23 мая 1828 г.: “Завтра призываем мы в архив мо-лодца Соболевского объявить, чтобы подавал в отставку: рапортуется больным, а бывает на всех гуляньях и только что не живет на улице”* (* Русский архив. - 1901. - № 10. - С. 159. ).

Инцидент этот нашел отражение и в канцелярских делах Архива.

13 февраля 1828 г. А.Ф.Малиновский послал архивного лекаря Ивана Цемшу на квартиру С.А.Соболевского (“состоящую на Кузнецком мосту в доме Всеволожского”) “освидетельствовать его (С.А.Соболевского. - С.Д.), какая болезнь не допускает его долгое время явиться в архив”. Однако служитель, как докладывал И.Цемшу, в дом его не пустил, объявив, что хозяин отсутствует. Еще несколько раз безрезультат-но посылал А.Ф.Малиновский к С.А.Соболевскому чиновников с ордерами “О непре-менной явке в архив” * (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, кн. 104, л. 231, 1295. ), но тот к службе так и не приступил.

Расплатившись с долгами, С.А.Соболев-ский с разрешения Иностранной коллегии 18 октября 1828 г. отправился в первую европейскую поездку, в которую он первоначально собирался вместе с Пушкиным. У Соболевского Пушкин, ценивший его литературный вкус и критическое чутье, впервые 10 сентяб-ря 1826 г. читал “Бориса Годунова” в тесном кругу литературных друзей и архивных юношей. На чтение запиской был приглашен переводчик архива Владимир Алексеевич Муханов (1805-1876). Удалось обнаружить только одно дело о его пребывании в Архиве (за 1823 г.) * (*Там же, кн. 82, л. 613, 943.); из опубликованной переписки его с братьями видно, что он продолжал слу-жить в Архиве и в 1824 году, занимаясь по за-данию А.Ф.Малиновского изучением грузинских дел, из которых он делал извлечения и переводы* (*Щукинский сборник. - М., 1906. - Т. 5. - С. 273, 274..)

Другой “архивный юноша” - Владимир Павлович Титов (1807-1891)* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 99, л. 1497) слушал чтение “Бориса Годунова” на вечере, который состоялся в доме Веневитиновых 12 октября 1826 г. В.П.Титов родился в родовом поместье Титовых - селе Новиках Спасского уезда Рязанской губернии. В Благородном пансионе при Московском университете он посещал лекции не только по предметам, для него обязательным: историко-филологическим, юридическим и философским, но и курсы медицинских и естественных наук. В 17 лет он был зачислен в Московский архив, и в декабре 1823 г. был принят А.Ф.Малиновским у него дома - в квартире главного смотрителя Страннопри-имного дома графа Шереметева.

В.П.Титов входил в литературный кружок, его друзьями были братья Киреевские, князь В.Ф.Одоевский, А.И.Кошелев, М.П.Погодин; он посещал салон княгини Зинаиды Александровны Волконской и видел там А.С.Пушкина и А.Мицкевича.

В 1828 году В.П.Титов переехал в Петербург, где служил в Азиатском департаменте и жил у своего дяди Д.В.Дашкова, также быв-шего архивиста. О своих частых встречах с Пушкиным В.П.Титов сообщал в письмах к М.П.Погодину.

Слушали той осенью в Москве “Бориса Годунова” и братья Киреевские - Иван Васильевич (1806-1856) и Петр Васильевич (1808-1856). Рано потеряв отца, погибшего на войне 1812 года, братья Киреевские остались на попечении матери Авдотьи Петровны, урожденной Юшковой, известной переводчицы, друга и помощницы В.А.Жуковского. В 1817 году она вторично выходит замуж за А.А.Елагина. После их переезда в Москву, с начала 20-х годов дом Елагиных у Красных ворот становится одним из литературных центров.

В Москве Иван Киреевский начал учиться латыни и греческому языку, занимался у профессоров Московского университета. Одно время некоторые уроки он брал вместе с А.И.Кошелевым. С этих пор начинается их дружба на всю жизнь; они оба выдержали экзамен и поступили в Архив (1824) “под просвещенное начальство (как отметил биограф И.В.Ки-реевского. - С.Д.) Алексея Федоровича Малиновского” * (*Полное собрание сочинений И.В.Киреевского. В 2 т. - М., 1911. - Т. 2, С. 6.) .

В 1828 году И.В.Киреевский получает чин переводчика, а через год увольняется из Архи-ва. Он автор статьи “Нечто о характере поэ-зии Пушкина” (1828) и критических разборов “Полтавы” и “Бориса Годунова” (1829, 1831). Пушкин ценил И.В.Киреевского как критика и журналиста и возлагал большие надежды на его журнал “Европеец” (1832), который, одна-ко, был запрещен на втором номере цензурой.

П.В.Киреевский в 1832 году также начал службу в Московском архиве. В послужном списке значится: “Студент Петр Киреевский, переводчик младший. Сын секунд-майора Василья Ивановича Киреевского. Обучался на родительском иждивении разным языкам и наукам”; с 24 апреля 1833 г. П.В.Киреев-ский становится переводчиком 1-го отделения* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 110, л. 1120. ).

Еще будучи в Архиве, Петр Киреевский стал известен как собиратель русских песен. 12 октября 1832 г. он сообщил Н.М.Языкову о пребывании Пушкина в Москве и намерении поэта “как можно скорее издавать русские песни, которых, у него собрано много”. Позднее Пушкин отказался от своего замысла и, передав через С.А.Соболевского П.В.Ки-реевскому пачку листков - им самим записан-ных песен, посоветовал: “Когда-нибудь от нечего делать разберитека, которые поет народ и которые смастерил я сам”. “И сколько ни старался я разгадать эту загадку, - призна-вался потом Киреевский, - никак не мог сладить”.

По словам П.В.Киреевского (в записи П.И.Бартенева), “Пушкин с великой радостью смотрел на труды Киреевского, переби-рал с ним его собрание, много читал из собранных им песен и обнаруживал самое близкое знакомство с этим предметом”.

Знакомство Степана Петровича Шевырева (1806-1864) с Пушкиным также состоялось в Москве, после возвращения поэта из ссылки:

С.П.Шевырев слушал “Бориса Годунова” в чтении Пушкина у С.А.Соболевского и у Веневитиновых; тогда же и произошло их знакомство.

С.П.Шевырев родился 18 октября 1806 г. в Саратове, где отец его долгие годы испол-нял обязанности губернского дворянского предводителя. В 1818 году, получив основательное домашнее образование, Степан Шевырев был помещен в Московский университетский Благородный пансион. Аттестат университета, который он представил при поступлении в Архив

3 декабря 1823 г., свидетель-ствовал, что студент “в бытность свою на публичных актах был награжден золотой ме-далью” * (* РГАДА, кн. 99, л. 1397, 1400. ).

На университетских экзаменах присутство-вал А.Ф.Малиновский, который сразу оценил способности студента (не случайно в Архиве работало столько выпускников Московского университета: А.Ф.Малиновский обычно посещал экзамены и приглашал в Архив наиболее способных, на его взгляд, студентов). Архив, проэкзаменовав Шевырева, также нашел “сего молодого человека по основательному знанию греческого, латинского, немецкого и французского языков и разных наук к дипломатической службе весьма способным”.

Служба в Архиве сблизила молодых людей, вскоре составивших не раз упоминавшееся уже нами “Общество любомудров”. “Немецкая философия, особенно Шеллингова, сочинения немецких эстетиков и критиков, произведения немецкой словесности принадлежали к числу любимых его занятий”, - писал в автобиографии о себе в третьем лице Шевырев* (* Поэты 1820-1830-х годов: В 2 т. - Л., 1972. - Т. 2. - С. 131..)

Теми же философскими и литературными интересами жили и другие “любомудры” - прежде всего Д.В.Веневитинов, В.Ф.Одоевский, А.С.Хомяков, братья Киреевские, Н.А.Мельгунов, В.П.Титов и другие.

После известия о декабрьском восстании заседания кружка были прекращены. Однако почти все его участники поддерживали между собой тесные отношения, а главное, соединили свои усилия в общих литературных предприятиях.

С конца 1827 года С.П.Шевырев являлся фактическим руководителем “Московского вестника” и основным теоретиком “любомудров”; его поэтическое творчество и критические статьи пользовались поддержкой Пушкина. 9 июля 1828 г. он перевелся на вакансию “библиотекарского помощника”, и в этом же году уволился из Архива.

Многие “архивные юноши”, не оставляя службы, усиленно занимались литературной и журналистской деятельностью. Это относится и к “любомудру” Николаю Александровичу Мельгунову (1804-1867), начавшему в 1823 году издавать в Москве журнал “Журналист”.

Об этом свидетельствует сохранившееся в бумагах Архива отношение Московского цен-зурного комитета в Архив от 19 декабря 1832 г. о разрешении министра народного просвещения издавать Н.А.Мельгунову жур-нал и о его желании изменить название издания* (*РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 108а, л. 2114. ). В дальнейшем Н.А.Мельгунов сотрудничал в “Московском наблюдателе”, куда приглашал и Пушкина (с поэтом он, видимо, был знаком со времени совместной учебы с его братом Львом в Благородном пансионе).

В 1831 году стал главным смотрителем Комиссии печатания государственных грамот и договоров и помощником А.Ф.Малиновского по изданию древних рукописей Дмитрий Ни-колаевич Свербеев (1799-1874). В этом же году был составлен его послужной список, который дает дополнительные сведения к его ма-лоизвестной биографии. Окончив Московский университет, с 5 декабря 1810 г. Д.Н.Свербеев начал служить в канцелярии Московского гражданского губернатора губернским регистратором. В 1823 году он был принят в ведомство Иностранной коллегии и направлен в Швейцарскую миссию сверх штата, 22 января 1827 г. был перемещен в Московский архив и отмечен “как весьма способный и к повышению чинов достойный служащий”* (* Там же, д. 108, л. 685.). Д.Н.Свербеев известен как московский знакомый Пушкина. В его салоне собирались литераторы и общественные деятели: А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь, А.И.Тургенев, П.Я.Чаадаев, Н.М.Языков, позднее представители славя-нофилов и западников. Из переписки современников известно, что Д.Н.Свербеев, работая в Архиве, серьезно занимался изучением эпохи Петра I.

С 1822 года с перерывами служил в Архиве знакомый Пушкина и его жены Иван Пет-рович Озеров (1806-1880). 26 июня 1834 г. в Архив пришла депеша из Иностранной коллегии с уведомлением о том, что “прибывший сюда курьером состоящий при Берлинской миссии коллежский асессор Озеров, не отчисляя его от службы, командирован для заня-тий... по делам службы в Московский Главный архив” * (*РГАДА, кн. 110, л. 1167)..

Любопытно, что одного из знакомых Пуш-кина друзья называли “архивный князь”. Это был князь Платон Алексеевич Мещерский (1805-1889), начавший служить в Архиве с 30 июля 1821 г. В 1826 году в звании камер-юнкера он находился “при описи дел и для сочинения сношений России с Персией” Там же, д. 102, л. 1557.. 21 марта 1829 г. А.С.Пушкин, П.А.Ме-щерский и Ф.Ф.Вигель провели вечер у А.Я.Булгакова, о чем последний сообщал брату: “Вчера провели мы очень приятно вечер дома. Давно к нам просится поэт Пушкин в дом... Были тут еще Вигель и наш архивный князь Платон Мещерский...” * (*Русский архив. - 1901. - № 11 - С. 298..)

В 1832 году в Архив был принят брат декабриста С.П.Трубецкого Никита Петрович (1804-1855), петербургский знакомый Пушкина * (*РГАДА, ф. 180, оп. 1, кн. 108, л. 670, 690, 730). .

Во второй половине декабря 1831 г. Пушкин познакомился с сыном знаменитого археографа Н.Н.Бантыш-Каменского Дмит-рием Николаевичем, служившим в Архиве с 1801 по 1814 год. В 1834-1835 годах между ними завязалась переписка в связи с работой Пушкина над “Историей Пугачева”, для которой Д.Н.Бантыш-Каменский предоставил ему кроме биографии Е.Н.Пугачева и П.И.Панина еще примерно 20 кратких биографий разных лиц. Все эти биографические справки, составленные по документам МГАМИД, Д.Н.Бантыш-Каменский приго-товил для своего пятитомного справочника “Словарь достопамятных людей русской зем-ли”, первое издание которого вышло в свет в 1836 году в Москве.

Нельзя не упомянуть и об архивисте, ставшем в дальнейшем поэтом, музыкальным кри-тиком, композитором. Дмитрий Юрьевич Струйский (1806-1856) доводился двоюродным братом поэту А.И.Полежаеву: Струйский был незаконным сыном помещика Юрия Струйского, А.И.Полежаев - его брата Леонтия.

Д.Ю.Струйский родился в сентябре 1806 г. в селе Рузаевка Инсарского уезда Пензенской губернии; в отличие от Полежаева он сызмальства находился при отце и получил подобающее барскому сыну воспитание. В 1818 году Ю.Н.Струйский узаконил свой брак с матерью Дмитрия, после чего пятнадцатилетний юноша поступил в Московский университет. За три года он прошел курс наук, преподаваемых на нравственно-политическом отделении. Аттестат, представленный Д.Ю.Струйским в Архив, говорил о блестящих способностях молодого человека. Поражает ши-рота его интересов: ему удалось прослушать лекции и на других отделениях университе-та - словесном, российского красноречия, всеобщей и российской географии, хронологии, генеалогии, нумизматики, геральдики, физико-математическом... За сочинение “Рассуждения по отделению нравственно-политических наук” Д.Ю.Струйский получил серебряную медаль. В Архиве имеется послужной список семнадцатилетнего юноши. Из него видно, что к 1823 году он лишился отца и владел вместе с “родительницей” и “обще с братьями и сестрами” в Симбирской губернии 250 крепостными.

Д.Ю.Струйский прослужил в Архиве три года и в 1826 году подал прошение об уволь-нении в связи с определением в Министерство народного просвещения. Необыкновенно трогательно звучит его письмо к А.Ф.Малиновскому, которому при прощании он отдает дань глубокого уважения за его справедливость и уважение к ученикам. В письме Струйский, в частности, пишет: “Необходимость заставила меня оставить службу в Московском архиве и лишиться в Вас начальника, к которому я всегда должен сохранить в душе моей глубокое почтение. Удостойте принять еще мою благодарность за внимание и снисхождение, которые Вы мне сделали. Не имея покровительства, никем не бывши Вам представлен, я имел у Вас права наравне с моими товарищами, кроме только тех, которые своими делами отличались и которым Вы отдавали всегда должную справедливость”* (* РГАДА, ф. 180, кн. 98, л. 1012; кн. 99, л. 56об-57; кн. 102, л. 1361)..

Известно, что старший брат жены Пушкина Дмитрий Николаевич Гончаров (1808-1860) после окончания Московского университета был причислен к Иностранной коллегии. Но то, что службу он начал в Московском ар-хиве, было уточнено по архивным документам только сейчас.

29 июля 1825 г. в Московский архив пришла “канцелярская цидула” за подписью начальника отделения А.М.Худобашева: “Дворянин Дмитрий Гончаров по прошению его определен 28 сего месяца в ведомство Коллегии актуариусом с причислением к сему архиву. Вследствие чего по приказанию Коллегии предоставляется архиву прислать означенного Гончарова к присяге, взяв с него надлежащую подписку о масонстве”.

11 августа 1825 г. в церкви Живоначальныя Троицы, что на Хохловке, актуариус Дмитрий Гончаров принял присягу * (* Там же, кн. 101, л. 793, 820-823.) .

Сохранилось несколько послужных списков Д.Н.Гончарова; в первом он перечисляет обширные имения своего деда Афанасия Гончарова (где находилось 3843 души крепостных); во втором, 1834 г., приводится весь его послужной список для представления в Московское депутатское собрание: “Титулярный советник в звании камер-юнкера Дмитрий Гончаров. Переводчик старший... от роду 25 год. Из дворян, сын коллежского асессора Николая Афанасьевича Гончарова... По знанию раз-ных наук определен в Государственную Кол-легию Иностранных дел актуариусом причис-лением к Московскому архиву 28 июня 1825 г., перемещен оттуда к делам Коллегии 28 июля 1828 г. ... 27 апреля 1829 г. при-командирован к отправленному временно в Тавриз генерал-майору князю Долгоруко-ву...”* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, кн. 110а, л. 2349об..)

Из путешествия в составе русской миссии в Персию (где он разбирал вещи погибшего Грибоедова) Д.Н.Гончаров возвратился в Москву 12 марта 1831 г. Здесь он присутствовал на свадьбе своей сестры. 16 января

1833 г. по предписанию вице-канцлера он был возвращен на службу в Московский архив.

Сохранился список чиновников Архива за 1826 год * (*Там же, кн. 102, л. 201). . Никто из перечисленных в списке за 1826 год служащих не был арестован после восстания 14 декабря 1825 г., но обстановка в Архиве была тревожная. У многих были арестованы родственники, друзья, знакомые... Лучше всех передает отношение “архивных юношей” к событиям того времени служивший в Архиве до сентября 1826 г. А.И.Кошелев: “Никогда не забуду потрясаю-щего действия, которое произвели на нас известия от 14 декабря. Хотя уже знали, что император Александр I скончался, что скрывали его смерть, что в Петербурге, в правительственной сфере происходили толки и переговоры и что в обществе было сильное волнение; однако известия об явном бунте нас сильно поразили: слова стали переходить уже в дела”. Далее Кошелев рассказывает, что в промежу-ток времени между получением известия о смерти Александра I и восстанием на Сенатской площади он со своими друзьями из Архива часто собирался у его родственника М.М.Нарышкина, в дом которого стекались слухи и достоверные известия из Петербурга. “Предложениям и прениям не было конца, - замечает Кошелев, - а мне, юноше, казалось, что для России уже наступал великий 1789 год”. На одном из тех вечеров восемнад-цатилетний Кошелев слушал приехавшего из Петербурга К.Ф.Рылеева.

В первых числах декабря по указу Сената в Москве присягнули императору Константину, и десять дней после этого все просьбы в Сенат подавались на его имя. Иначе проходила присяга императору Николаю Павловичу: в городе были приняты чрезвычайные меры; в соборе присягали одни сенаторы и высшие чи-новники, прочие служащие присягали особо по каждому ведомству.

Вот как, по воспоминаниям А.И.Кошелева, это происходило в Архиве. Ночью были разосланы повестки, и к 11 часам взволнованные архивисты собрались для принятия присяги. “Наш добрый начальник А.Ф.Малиновский был в крайнем смущении и испуге. По распоряжению свыше военный караул при архиве был утроен... Воображали, кажется, что архивные юноши произведут подражание петербургскому возмущению. Но у нас все прошло самым спокойным образом, и только Соболевский в шутку, вполголоса, при парном нашем шествии в церковь (приходскую, Троицы Хохловки, в Хохловском переулке. - С.Д.) вполголоса пропел Марсельезу”* (* Записки А.И.Кошелева. - Берлин, 1884. - С. 13-17. ).

Вскоре начались аресты, из Москвы увезли М.М.Нарышкина, В.С.Норова, М.А.Фон-визина. Друзья А.И.Кошелева также “желали быть взятыми и тем стяжать и известность и мученический венец”.

В январе, во время ежедневных арестов, было объявлено о траурной церемонии в связи с провозом через Москву тела покойного императора Александра I. А.Ф.Малиновский был нездоров, получив известие о кончине графа Н.П.Румянцева, и отказался присутствовать на церемонии; хотя долг свой выполнил и подготовил дела, описывающие погребение Иоанна Алексеевича, Петра Великого, Анны Иоанновны. Выделенных Архивом А.Я.Булгакова, А.П.Глебова, Д.П.Глебова, С.Ф.Соковнина нарядили в мундиры и отправили дежурить в Архангельский собор.

23 марта в Архив поступило требование о взятии подписки с воинских и гражданских чи-нов, что они ни к каким тайным обществам принадлежать не будут.

В связи с предстоящей в Москве коронацией 15 апреля Алексей Федорович получил предписание московского коменданта Николая Веревкина “дабы во время пребывания здесь государя императора не было ни малейшего безобразия на караулах...”. Приказано было произвести срочный ремонт в караульной будке и сменить стол для письменных дел* (* РГАДА, ф. 180, оп. 1, д. 102, л. 42-43, 48, 374, 378, 464..)

А.Ф.Малиновский был знаком со многими членами тайных обществ декабристов, в Моск-ве знали об аресте мужа его племянницы барона

А.Е.Розена (в личных бумагах управляющего Архивом сохранился “Доклад Верховного суда по делу декабристов” и выписка из него о бароне Розене)* (* ОПИ ГИМ, ф. 33, д. 54.). В мае на Малиновского поступил донос служащих при Архиве инвалидов Д.Медведева и М.Крутикова о том, “что главный над Конторой совещается по ночам истребить императорскую фамилию”. По указу царя была назначена специальная комиссия по расследованию “нелепых слу-хов”; А.Ф.Малиновский вынужден был на-писать Николаю I оправдательное письмо. 19 августа Медведев и Крутиков были высланы из Москвы в Тамбов, но А.Ф.Малиновский также пострадал. Его близость к декабристским кругам была одной из причин его отставки от дел главного смотрителя Странноприимного дома. Об этом имеется намек в письме от 2 октября 1826 г. бывшего в эти дни рядом с А.Ф.Малиновским А.Я.Булгакова в Петербург брату: “Малиновскому шепнули оставить Шереметевскую больницу”. В других его письмах за этот год не раз мелькают догадки о возможной отставке А.Ф.Малиновского.

В РГАДА хранится неопубликованная переписка А.Ф.Малиновского с В.А.Жуковским. 24 июля 1831 г. историк писал поэту: “Вы же за пять лет пред сим предупредили в мою пользу Е.И.В. великую княгиню Елену Павловну (супруга великого князя Михаила Павловича. - С.Д.). Все это похоже на того праводушного Василия Андреевича, которого я прежде знавал и видел у незабвенного доб-ротою и умом Карамзина”* (* РГАДА, ф. 197, оп. 2, д. 9, л. 1. ). Пять лет тому назад, то есть в 1826 году, В.А.Жуковский - известный заступник перед престолом за многих, видимо, сумел помочь и Малиновскому.

В заключение обратим внимание еще на один документ. К своему оправдательному письму Николаю I в 1826 году Малиновский приложил список своих учеников, занимавших к тому времени важные государственные посты. Список предваряло утверждение, о том, что ни один служащий в Архиве не был в числе “злоумышленников”; А.Ф.Малиновский ошибался - в то время он не знал, что столь уважаемого им бывшего “архивного юношу” Николая Ивановича Тургенева уже, заочно приговорили к смертной казни. Он внес его имя в список, а далее вынужден был вычеркнуть карандашом. Список был опубликован историком С.А.Белокуровым в 1899 году.